Вокруг Света 1975 № 02 (2413) - [43]

Пока пилот разворачивает машину, я мучительно пытаюсь расшифровать недописанное слово. Беспрерывно повторяю: «Помс... помс...» — кажется, нет слова с такими начальными буквами. Неужели Тиманчик перепутал буквы? И наконец, где он сам, почему нет дыма поблизости?

И вот мы снова проносимся над заледеневшим руслом Удыгина. Разгадка пришла неожиданно, с первого взгляда на надпись.

— Он хотел написать «ПОМОГИТЕ»! — крикнул я не то от радости, не то от страшного смысла, заключенного в этом слове.

Пилот утвердительно кивнул.

Мысли не успевают зародиться, как из-под машины исчезает надпись; в последний момент, пролетая над ельником, я заметил край палатки. Ни дыма возле нее, ни живой души. Предчувствие непоправимого вмиг овладевает мною...

— Наверное, ушли, — кричит радист Михаил Степняк, тоже заметивший палатку.

Я отрицательно качаю головою.

— Значит, замерзли, — заключает он.

— Не может быть! Уж если они поставили палатку, то уж поесть и забраться в спальные мешки нашлось бы время.

Спускаемся километров десять над Удыгином, извивающимся по просторной долине. Никаких следов. Земля тут неприветливая, пустынная. Даже зверя не видно.

Одолевает тревога за людей и досада, что не имеем времени на размышления — ведь нас ограничивает горючее. И в то же время мы не можем улететь отсюда, не узнав, что случилось с людьми.

Идем обратным кругом к палатке. Солнце высоко. На тайгу легла теплынь. Настороженными взглядами караулим лесные просветы. Нигде ничего.

Вот и знакомый ельник. Он наплывает быстро.

— Собака!.. — вдруг кричит пилот, показывая пальцем вправо.

Я гляжу туда. Кто-то черный выползает из ельника на лед, но не успеваю рассмотреть — слишком быстро проносимся мимо.

— Да ведь это человек ползет по снегу! — и Степняк хватает меня за плечи. — Человек, понимаете?!..

Машина уходит на запад, разворачивается на 180 градусов, идет точно на ельник. Правый берег Удыгина, откуда мы летим, голый, и нам издалека видны и копны еловых веток на льду, и черное пятно, прилипшее к снегу. Самолет снижается до предела, совсем сбавляет скорость. Летим на высоте ста метров над землею. Уже рядом русло. Человек зашевелился и, разгребая руками снег, ползет навстречу звуку, тащит за собою по глубокой борозде безвольные ноги. Никаких знаков не подает, ничего не просит. Это Степан. Я узнаю его по каким-то необъяснимым приметам.

Не успеваем мы еще разобраться во всем увиденном и запомнить детали этой ужасной картины, как самолет выносит нас за ельник. Первое, что приходит в голову: где Тиманчик? Неужели он ушел куда-то, бросил тяжело больного Степана? Иначе в палатке горела бы печь. Ничего не можем понять.

Машина снова выходит к Удыгину. Идем над руслом реки. Степан слышит гул мотора, поворачивается к нему, тяжело ползет навстречу, впиваясь голыми пальцами в снег. В три секунды времени, пока мы проносимся над ним, я успеваю заметить, что у него вместо головы клубок из тряпок и безжизненные, как плети, ноги, завернутые в какую-то рвань.

— Он слепой! — слышу резкий голос пилота.

Я вздрогнул. Мне стало не по себе.

Теперь все ясно. Степан слепой. У него нет ног, только руки, да где-то под дырявым бушлатом теплится жизнь. Значит, нет возле него Тиманчика, он один. Я прошу пилота отойти в сторону. Надо решить, что делать со Степаном. Было бы бесчеловечно бросить его одного, слепого, без ног, в этой снежной пустыне, где на сотни километров ни единой души. Нарты же сюда могут прийти, в лучшем случае, дней через семь. Ему не дождаться.

Пилот с тревогой смотрит на приборы, прикидывает что-то в уме, дает на размышление всего десять минут. Мы должны возвращаться на базу. До нее более трехсот километров.

Отходим на север.

Вот и попробуй найти правильное решение, когда над тобою висит как дамоклов меч неумолимый закон времени. Мы должны любой ценой вывезти сегодня Степана и узнать, что же с Тиманчиком?.. Чувствую, что с ним стряслась беда и что промедление с нашей стороны для него смерти подобно.

— Георгий Иванович! — обращаюсь я к пилоту. — Можно ли тут близко к ельнику посадить По-2?

Пилот отрицательно качает головой.

— Надо посадить машину так, чтобы не разбилась она и пилот смог бы подняться в воздух, а для этого надо нормальную площадку, — говорит он.

— А если рискнуть, ведь люди погибают?

Он холодно сдвинул брови.

— Не забывайте, кроме всего прочего, в авиации существует еще и закон, запрещающий всякий риск...

— Кроме разумного, — перебиваю я его.

Пилот недоверчиво посмотрел на меня.

— Все же, Георгий Иванович, прошу на обратном пути осмотрите русло Удыгина, может быть, обнаружите место для посадки, а я дам сейчас распоряжение в штаб экспедиции немедленно направить из Экимчана в Удское машину По-2 на лыжах. Там, в Удском, мы примем окончательное решение.

Самолет незаметно развернулся, идет вниз по Удыгину. Мелькают темные купы берегового леса, замысловатые кривуны рек. Вот и ельник. Степан лежит неподвижно, головой к противоположному берегу, далеко от палатки, в бессилии разбросав по снегу руки. Как же больно будет ему, когда смолкнет гул мотора и с ним погаснет последняя надежда...