Вокруг Света 1974 № 11 (2410) - [9]

Веселая эта морковь казалась мне драгоценнее всех экзотических фруктов.

Букет бережно уложили в сумку, и каждый день после обеда мы получали на десерт по морковке.

В машине как раз стоял дружный хруст, когда из-за поворота вдруг вынырнула зеленая «Волга» и преградила нам путь. Из нее выскочил человек и бросился к Дашдондогу.

Они оживленно заговорили, Дашдондог объяснял что-то, указывая на часы, но тот лишь мотал головой и сыпал стремительными словами. Дашдондог повернулся ко мне.

— Понимаешь, нас похищают. Увозят в молодежную республику Шаамар.

«Молодежная республика Шаамар», огромный госхоз, принял нас с распростертыми объятиями.

В воздухе стоял густой, опьяняющий запах сена — казалось, какой-то добрый волшебник приготовил настой из всех трав Монголии.

...Мы сидели в длинной комнате госхозной гостиницы. Вокруг — на стульях, скамьях, подоконнике — уселись работники госхоза: трактористы, комбайнеры, шоферы, скотоводы... В госхозе сто процентов молодежи. Директор был в отъезде, и рассказывал парторг, товарищ Гунгадаш, полный, подвижный, с веселыми зоркими глазами.

— «Наши нивы глазом не обшаришь», — произнес он по-русски строку из «Песни о Родине», и все дружно заулыбались. — Нет, серьезно, пространства у нашего госхоза необозримые — сорок тысяч гектаров пахотных земель. Занимаемся мы заготовкой кормов — даем значительную часть всего государственного фонда.

Место, где стоит наша центральная усадьба, историческое: здесь в 1921 году состоялось так называемое «сенное сражение»: бандиты отобрали у аратов заготовленное ими на зиму сено, а воины Сухэ-Батора вступились за бедняков. Небольшая эта стычка стала началом великого сражения...

Сейчас, видите, здесь целый городок с учебным комбинатом, школой, гостиницей, клубом, медпунктом... Недавно построили восьмидесятиквартирный дом. А что вы думаете? Две трети ребят, пришедших на работу в Шаамар, — холостяки. Только за последний год здесь сыграли много веселых свадеб. Каждая свадьба, каждое новоселье не просто личное дело двоих. Это начало новой жизни, нового семейного уклада — так мы на это смотрим. Ну а где семья, там, понятно, возникают новые заботы: ясли, детсад, бытовые учреждения...

Парни и девушки расспрашивали о Москве, Ленинграде, Киеве, где многим из них довелось побывать, добрым словом поминали советских специалистов, которые помогли госхозу выстроить мастерские. Почти у каждого из них был друг в Советском Союзе.

Когда мы уже сели в машину, ребята запели. Молодые, сильные голоса долго неслись сквозь ночь и степь. Они летели рядом, словно стремясь обогнать нас и друг друга. То была песня о лихом наезднике, которого верный конь несет прямо к солнцу. И я подумала, что в сердце каждого из этих трактористов, комбайнеров, агрономов живет всадник. А еще — поэт и певец.

В теплом ночном воздухе песня звучала как-то особенно широко и просторно. Чистый запах сена и напев этот долго еще ощущались рядом, когда наш «газик» мчался далеко по дороге в город Сухэ-Батор...

* * *

Мы стояли у Золотого родника. В высоком небе кучились белые облака. Пахло мятой и нагретой землей. У наших ног журчала живая, пронизанная солнцем вода.

Вдали отсвечивали купола старинных кяхтинских соборов. Пограничный город Кяхта, полтора века связывавший Запад с Востоком, был уже совсем близко. Пройдена монгольская часть пути.

...Рассказывают, что путешественники прошлых веков соблюдали своеобразный ритуал: завершив половину маршрута, они низко кланялись, благодаря судьбу за путь пройденный и призывая благословение на грядущий.

Поклониться пройденному пути и впрямь было не грех. Потому что это значило поклониться Монголии, ее земле, ее небу, ее людям...

Л. Неменова

Праздник в Сомоне

Табакерка, которую радушно предлагает мне Самсэрэн, отец хозяина юрты, очень красива: темный, почти черный агат с еле заметными светлыми разводами, похожими на прожилки листьев. Крышка ее из нефрита. Из нефрита же сделан мундштук изящной старой трубки с длинным, чуть изогнутым чубуком, в самом низу которого привешен крошечный серебряный колокольчик. Трубку курит Самсэрэн; мне он учтиво предложил из агатовой табакерки понюшку табаку.

Всем, кто собирается ехать в монгольскую глубинку, я советую брать с собой нюхательный табак. Обычай нюханья табака, некогда широко распространенный и у нас, но нам с вами известный только из книг, в Монголии процветает. И понюшка табаку весьма часто становится превосходным поводом к разговору, особенно если имеешь дело с почтенными немолодыми людьми.

Я беру щепоть табаку, а сама тем временем осматриваю юрту. Посреди высится на очаге с раскаленными углями котел: угощение — монгольский чай и баранина — будет, видно, скоро готово. Шкафчик для посуды и полки окрашены в яркие, живые цвета: голубой, зеленый, оранжевый. Ярко расписан и невысокий столик, на котором расставлены окованные серебром деревянные бокалы для здешнего хмельного напитка архи и стопки пиал для чая.

Юрта выглядит так, словно Самсэрэн и его семейство живут в ней, не трогаясь с места, много лет подряд. К моему удивлению, я узнаю, что на это место семья Самсэрэна прикочевала три дня назад. Услышав удивленный возглас европейского гостя, которому заведомо известно, что один переезд равняется трем пожарам, Самсэрэн смеется и пытается объяснить мне, что ничего трудного в переезде нет. Поставить такую юрту — час работы.