Вокруг Света 1974 № 10 (2409) - [44]

Что мне оставалось делать? Отравить своих недавних союзников? На это у меня не хватило духа. Бог с ними, пусть владеют моим островом, а кокосовые пальмы могут и подождать. В конце концов, лишенные пропитания, кошки так или иначе погибнут естественной смертью. Пока же я предупредил в порту, что заходить на Тетиароа опасно. Весть эта быстро распространилась по всему Папеэте, а остров получил новое название — остров Мяу-Мяу.

— Но прошло уже почти пятнадцать лет, неужели этот эпизод помнят до сих пор? — удивился Моэм. — Ведь Тетиароа и теперь называют островом Мяу-Мяу, хотя от кошек там, наверное, давно не осталось и следа.

— Вот здесь вы ошибаетесь, дорогой мистер Моэм, — загадочно улыбнулся британский консул. — Когда через год с лишним из любопытства я вновь посетил мои владения, то кошек там было предостаточно. Они совершенно одичали, но на людей нападать явно не собирались. Пробыв на острове несколько дней, я обнаружил удивительные вещи. Мои кошки стали отличными рыболовами, причем рыбный стол они дополняли и вегетарианскими блюдами — различными травами и листьями каких-то кустарников. Стоило утром прийти к лагуне, и вы могли увидеть все взрослое кошачье население расположившимся на рифах и отмелях и терпеливо поджидающим стаи рыб. Молниеносный удар лапой или даже прыжок в воду — и завтрак обеспечен. Самое же главное, как я со временем убедился, численность кошек оставалась на одном и том же уровне, словно они сознательно ввели строгий контроль над рождаемостью. Я не знаю, созывали ли они специальную конференцию по этому вопросу или же сыграли свою роль инстинкт и изменившаяся диета, только кошачье перенаселение больше Тетиароа не угрожало. Вскоре туда вернулись туземцы и занялись выращиванием кокосовых пальм. Впрочем, вы и сами можете убедиться, что на острове теперь царит гармония...

Чтобы закончить рассказ о судьбе одного из экспонатов коллекции писателя Сомерсета Моэма, острова Мяу-Мяу, остается добавить лишь то, что в конце 60-х годов его приобрел у наследников доктора Уильямса известный актер Марлон Брандо, задумавший превратить этот райский уголок в приют для философов, писателей, артистов и художников, жаждущих тишины и покоя. Увы, пока желающих поселиться там что-то не находится. Виноваты кошачьи серенады, без которых не обходится ни одна ночь.

С. Барсов

Заблудившийся Корригэн

Не о чем разговаривать, Корригэн, полетишь только утром.

— Но ведь я вполне готов лететь в полночь, мистер Бер!

— Сожалею, но таковы инструкции. Нельзя лететь ночью, когда на борту такая уйма бензина. Не могу допустить, чтобы ты рисковал жизнью.

— Жизнь-то моя, мистер Бер!

— Ну само собой. А все же придется тебе подождать, пока мы не дадим разрешения.

И Дуглас Корригэн вынужден был смириться с тем, что просидит всю ночь на аэродроме Флойд Беннет Филд в Нью-Йорке, ожидая разрешения на вылет в обратный трансконтинентальный рейс до Лос-Анджелеса.

Корригэну исполнился 31 год, но внешность и ухватки у него остались мальчишечьи. Его самолет, старый, расхлябанный моноплан типа «кертисс-робин», с двигателем мощностью в 165 лошадиных сил, имел полтонны перегрузки за счет добавочных баков с горючим, но зато мог лететь без посадки около 30 часов, со средней скоростью 100 миль в час.

Одиннадцать лет, с того 1927 года, когда Линдберг в одиночку перелетел через Атлантику, Корригэн мечтал об одном — тоже совершить такой полет. Он давно уже подготовился к перелету через Атлантику и жаждал попытать счастья, но ему никак не давали разрешения. Полеты над океаном в одиночку не встречали поддержки после таинственного исчезновения летчицы Амелии Эрхарт, случившегося около года назад. Даже для беспосадочного полета из Калифорнии в Нью-Йорк и обратно разрешение добывалось только при помощи тщательно разработанной тактики и хитроумных уловок. Если бы у Корригэна были какие-то неполадки на пути из Лос-Анджелеса, ему наверняка не дали бы разрешения на обратный рейс. Поэтому он еще в Лос-Анджелесе помалкивал о своих планах; бензином запасался на двух разных аэродромах, чтобы не догадались, что он собирается в дальний рейс, а при вылете не назвал цели. Если бы полет не удался, Корригэн просто сохранил бы свою затею в тайне. Но теперь, после удачного перелета, он мог уже не скрывать планов.

За неделю, которую он пробыл в Нью-Йорке, готовя самолет к возвращению, какой-то репортер успел разузнать о его беспосадочном полете из Лос-Анджелеса и постарался сделать из этого сенсацию. О Корригэне заговорили в газетах, его пригласили выступить по радио. Рут Николз, летчица с мировой известностью, вспомнив, что Корригэн когда-то готовил к старту ее самолет, предложила ему свой парашют для обратного рейса. Корригэн ее поблагодарил, но от парашюта отказался, ссылаясь на нехватку места в кабине.

— А кроме того, — добавил он, — у меня только и есть, что этот самолет, и если он разобьется вдребезги, то самое лучшее и мне разбиться вместе с ним.

Рассвет едва забрезжил над горизонтом, когда Корригэн вывел свой самолет на взлетную полосу. У самой земли висела довольно густая дымка, но Корригэн все же мог разглядеть края взлетной полосы, и разбег провел, не сбившись в сторону. Оторвался от земли, пробежав целых 1000 ярдов. Даже на высоте 50 футов самолет вяло и неохотно реагировал на команды рулей. Корригэн понял, что он сможет безопасно совершить поворот и выйти на свой курс лишь тогда, когда достигнет гораздо большей высоты и скорости. Поэтому, миновав Лонг-Айленд, он продолжал лететь на восток.