Вокруг Света 1974 № 08 (2407) - [36]

Аче бежали на восток, в непроходимые тропические леса. К несчастью, очень скоро в лесу появились переселенцы-крестьяне. Падали деревья, горели выбранные под пашню участки, редел лес. Аче уходили глубже и глубже в лес, но повсюду натыкались на выжженные участки, где росла кукуруза, стояли хижины переселенцев — метисов и индейцев-гуарани. (Надо сказать, что гуарани — самый крупный индейский народ Парагвая, а их язык второй после испанского государственный язык страны.) С точки зрения парагвайских законов, гуарани — «сивилисадос», культурные. В столкновении «цивилизованных» и «диких» законы Парагвая целиком на стороне первых.

А столкновений не могло не быть. Ведь аче не знают обработки почвы, кормит их охота. В зверях и деревьях живут души предков аче, и когда человек умирает, его душа переселяется в тело животного или ствол дерева. Каждый аче знает дерево, или ягуара, или рыбу, где спрячется его душа. И человек, который срубит это дерево или убьет этого ягуара, становится для аче врагом.

Средний парагваец, человек зачастую неграмотный, темный, полуголодный, «диких» индейцев ненавидит, ибо «дикий» в его представлении только мешает людям жить.

«Цивилизованные» называют аче — «гуайяки». Слово это на языке гуарани означает «крыса». Крыс же, как известно, следует истреблять...

В начале шестидесятых годов положение осложнилось тем, что прямо через территорию племени начали прокладывать шоссе Асунсьон — Пуэрто-Пресидёнте-Стрёсснер. К тому же выяснилось, что густые леса Восточного Парагвая весьма богаты ценными породами деревьев. Парагвай, страна бедная и промышленно неразвитая, нуждается в товарах для экспорта, продуктах натуральных, таких, как дерево. Экспортируют из Парагвая и мясо. А для скота нужны пастбища, и экстансьёрос — владельцы скотоводческих ферм — сводят лес поблизости от шоссе: так удобнее вывозить мясо.

Понятно, что не понимающие высоких государственных интересов аче служат препятствием в исполнении этих замыслов. В довершение этого аче не имеют понятия о частной собственности, и, уж во всяком случае, до них не доходит, что такое животное, как корова, может кому-то принадлежать. Они охотятся на коров так же, как на любого другого зверя. Правда, аче никогда не убивают больше коров, чем надо для пропитания семьи. (И это служит только лишним доказательством их тупости и дикости!)

Каждая убитая корова (или хотя бы подозрение, что индейцы собираются напасть на стадо) служит законно оправданным поводом для карательной экспедиции.

«Я получил сведения о десяти массовых убийствах аче с 1968 по 1974 год, — пишет доктор Мюнцель. — Все они дело рук экстансьерос. Правда, закон от 1957 года запрещает охоту на индейцев. Поэтому, чтобы «охранить аче от справедливого гнева», их сгоняют в резервацию. Таким образом, за колючую проволоку попадают не убийцы, а их жертвы...»

Начальником резервации «Колонна Насьональ Гуайяки» служил сержант Мануэль де-Хесус Перейра. В тех местах он известен больше под прозвищем Эль-Ачёро, что можно перевести как «охотник на аче». Раньше Перейра считался крупнейшим специалистом по охоте на «диких», но, получив назначение в «Колонна Насьональ», переквалифицировался и стал видным торговцем индейскими детьми. Для начала он требовал по сто долларов, быстро съезжал до пятнадцати, а зачастую отдавал по пяти. Друзьям и начальникам Перейра малолетних рабов дарил. По резервации сержант любил гулять с индейским ребенком на поводке. В 1962 году в резервации было сто аче. И хотя каждый год привозили новых «подопечных», к 1969 году их число упало до шестидесяти восьми.

«Когда я приехал в апреле 1972 года в резервацию, — пишет Мюнцель, — туда привезли сто семьдесят одного пленника. К июлю семидесяти из них уже не было в живых: голод, болезни, «попытки к бегству». Врачей в резервацию Перейра не допускал принципиально. «Индейцы народ крепкий, — говаривал он, — им лекарств не надо. В джунглях небось обходились...»

Уже в марте 1973 года в резервации осталось сорок аче. Остальных забрал с собой Перейра, вышедший в отставку. Он приобрел небольшое поместье, и ему требовалась рабочая сила. Двуногую собственность перегнали в поместье отставного сержанта. Впрочем, в имение Перейры доктор Мюнцель уже не попал. Его выпроводили из страны, как раз когда он туда собирался. Хорошо, хоть бумаги удалось заблаговременно отправить из Парагвая. Ибо кто поверил бы без бумаг и фотографий «кабинетному ученому из Франкфурта», который намерен сделать все, чтобы привлечь внимание мировой общественности к гибели маленького племени в густых лесах Восточного Парагвая.

Беда только, что, наверное, уже поздно, чтобы помочь последним из аче.

Слишком поздно...

Л. Ольгин

Хроника одного расследования

Сухой горячий ветер подхватил жухлый лист каштана, рванулся и, ударившись о край тротуара, поднял столб пыли. Борис прищурился и отвернулся от колких песчинок.

Летом в город наезжало много отдыхающих. У остановки толпились люди. Одни спешили на базар, другие на пляж, третьи торопились к причалу. Поэтому Борис предпочитал добираться до работы пешком.