Вокруг Света 1974 № 04 (2403) - [15]

— Сейчас меня встретят жена и дочь... Интересно, как их там устроили?

Его жена и дочь должны были приехать в Ленинград из Одессы на время стоянки судна в порту.

Проходим Кронштадтскую стену. Стемнело.

— Лево руля двадцать, — командует лоцман.

— Лево руля двадцать, — отвечает матрос.

— Слушайте внимательнее, — неожиданно обращается капитан к матросу. — Выполняйте команды точнее.

Капитан увидел, что лоцман чуть поторопился с поворотом, и выговорил матросу, а не лоцману. Лоцман почувствовал, что капитан заметил его небольшую ошибку, деликатно принял это замечание и скомандовал:

— Одерживай нос вправо...

С этой минуты стало ясно, что между капитаном и лоцманом установились взаимопонимание и доверие, которые возникают в начале, в середине или к концу пути, но лучше, как сейчас, в начале.

Темноту рубки рассек матрос в белом халате. Он тихо поставил поднос с кофе и бутербродами, а капитан приправил все это хорошими сигаретами.

Ветер принес снег, и видимость была нарушена. Теперь лоцман часто выходит на открытый мостик, где морозный воздух обжигает лицо, и подолгу стоит, вглядываясь в темноту. В рубке тихо. Только ровно, на одной ноте поют машины. Едва виден силуэт матроса у штурвала, где-то в углу у иллюминатора прислушивается и наблюдает капитан. Его присутствие хоть и ощущается, но оно деликатное, ненавязчивое: ведет судно лоцман. Судно идет в наступившей темноте, но за ним ведут наблюдения радиостанции береговых диспетчерских служб. Они вдруг возникают в рации и слышно:

— Я — УМА-3. Прием... Слышу вас хорошо...

— Нам нужны два буксира на двадцатый причал, — включается в разговор лоцман. — Через полтора часа...

Судно все еще идет в открытом море — по каналу, отмеченному буями. Я пытаюсь разглядеть впереди створные огни, но вижу лишь тусклые одинокие огоньки, разбросанные в беспорядке. То, оказывается, мы проходим мимо землечерпалки, то мимо встречного судна. И только один лоцман как будто видит красные и белые буи, бочки, створные огни... Вглядываясь в ночь, он по одному ему знакомым приметам и признакам точно знает, как провести корабль по узкому каналу, по фарватеру, шириной шестьдесят метров.

Постепенно начали проявляться в ночи огни Ленинграда. Справа мы на траверзе Петродворца, слева — более тусклые огни Васильевского острова. В хорошую погоду Ленинград открывается далеко с залива, и видно, как на солнце блестит купол Казанского собора, шпиль Петропавловской крепости, и город вытягивается в одну линию, но, чем ближе к порту, на первый план выступают новые дома, и весь дворцовый Ленинград закрывают собой башни-новостройки Васильевского острова.

Город возник неожиданно, словно до поры до времени в нем не было света, но вот включено все освещение разом, и оно сливается в одну плотную стену огней. Оборачиваюсь на голос из темноты рубки у иллюминатора и слышу:

— Ни один город в Союзе не распахивается с моря весь, сразу, во всю величину, как Ленинград.

Лоцман пересекает рубку и подходит к радиотелефону:

— Трансфлот, я — «50 лет...». Где находятся прибывшие члены семей экипажа?

— У нас в гостинице, а сейчас звонили еще с Московского вокзала...

— Если спросят еще, скажите, что мы в канале, скоро должны подойти.

— Подойдете к причалу, проинформируйте меня, — просит диспетчер трансфлота.

— «50 лет..,», я — «Ленинград»... вам навстречу идет судно.

Это уже береговая служба «Раскат». Весь канал разбит на пять секторов, и пять операторов по радиолокационным установкам следят за продвижением судов. Иногда корабль может пройти фарватер порта без лоцмана, с помощью службы «Раската». Но это могут себе позволить только свои ленинградские капитаны, которые хорошо знают обстановку канала, все его каверзные участки. «Раскат» помогает лоцманам в основном при плохой видимости и когда по каналу интенсивное движение.

Наблюдая за работой лоцмана, понимаешь, что есть ситуации, когда никакая техника не заменит человека. Капитан, прошедший тысячи миль, возвращаясь в порт, не станет рисковать судном. И одно то, что лоцман первым поднимается на судно как представитель города, провожая корабль, последним сходит с судна, говорит о том, что, как бы технически ни изменился флот, эта фигура человека всегда будет дорога морякам и, пожалуй, ничто не изменит эти старые, добрые традиции... Когда к порту подходит иностранное судно, то на его борт первым поднимается лоцман как представитель государства. По его внешнему облику, по его работе иностранные моряки судят о стране, о людях.

...В октябре 1955 года в Ленинград с визитом дружбы пришла Британская эскадра.

Октябрь для лоцманов в ленинградском порту — самый трудный месяц. В море за Кронштадтом на «Ленинце» ждал эскадру лоцман Владимир Васильевич Герасимов. Он принял авианосец «Триумф» и провел корабли через все узкости морского канала до моста Лейтенанта Шмидта. Все прошло благополучно. Но, когда эскадра должна была возвращаться обратно, с моря задул сильный ветер. Выход из порта и проход по узкому, извилистому фарватеру были небезопасны. И британский адмирал запросил: «Каково мнение лоцмана?» Владимир Васильевич предложил переждать пять-шесть часов. Казалось бы, британский адмирал мог бы обойтись и без мнения лоцмана, тем более что советов со стороны высокого начальства было много, но он приказал ждать. Позже ветер немного стих. С большими трудностями прошли трассу канала. Лил сильный дождь, а мостик на «Триумфе» был открытым, и все стоявшие на нем вымокли, и потом сойти с авианосца из-за шторма оказалось сразу невозможным. Пригласив Владимира Васильевича в каюту, отогреваясь у камина, адмирал восторгался отличной работой русских моряков. Все знают, что британцы хорошие мореплаватели, и из эпизода ясно, как высоко они оценили ленинградского лоцмана...