Вокруг Света 1974 № 03 (2402) - [30]

Лет двенадцать назад в поселке Шоркуль, близ Нукуса, начали строить гаражи, мастерские, лаборатории, дома. Гидрогеологи обосновывались в пустыне в преддверии больших трудов. Вскоре на должность начальника экспедиции был назначен молодой инженер Леонид Сафронов. Один за другим приехали и другие молодые специалисты — Нурмамат Рузимбетов, главный геолог, Владимир Красиков, главный инженер, Виктор Соколов, главный гидрогеолог. Народ крепкий, шумливый, дотошный. В кабинетах, еще пахнувших известкой, далеко за полночь горел свет. Вокруг домов посадили акации. Теперь они густые и высокие, в ветвях возятся горлинки, а под зеленью бегают дети, которые родились в поселке.

На стене сафроновского кабинета висит карта, на ней цветом, значками и цифрами нанесены данные о всех найденных водах. Впечатление такое, что десятилетний труд потрачен на то, чтобы перевести в символы живую природу. Таков язык науки! Под песками глухо колышутся озера, шепчутся ручьи, ревут водопады, стынут заливы и рукава. Нет такого участка на карте, на котором не значилось бы присутствие воды, правда, не всегда питьевой. Если месторождение принято называть по населенному пункту на поверхности, то можно говорить, что существует водное месторождение Кызылкум. Да! Возможно, строго научно это не совсем так, поскольку воды приурочены к разным отложениям и разнятся по составу, но мне хочется подчеркнуть масштабность открытия. А кроме того, следует еще учесть, что воды, ныне относимые к непитьевым, завтра могут быть переведены в категорию питьевых: техника опреснения быстро прогрессирует.

Давно миновали времена внезапных открытий, совершаемых одним человеком; гидрогеология как бы вернулась к временам, когда безвестные кумли («песчаные люди») не славы ради, не объявляя даже имени своего, рыли между барханами колодцы. Нынче имена известны, но как перечислить всех, кто бурил, возил, измерял? Называть же одних руководителей не совсем правильно. Хотя как не упомянуть Наримана Наруллаевича Хаджибаева: талантливый ученый, он посвятил воде всю жизнь, ведает гидрогеологической службой Узбекской республики. Подбодряя, осторожно подправляя, он доверил молодежи сначала ухватить, а постепенно и размотать запутанный узел вопросов, связанных с разведкой грандиозного Южно-Приаральского артезианского бассейна.

Бесспорно, это уникальное явление природы. Западная и южная границы бассейна проходят по Амударье, северная — по Аральскому морю, восточная достигает возвышенностей Букантау, Ауминзатау. На этой огромной площади под стопятидесятиметровой толщей палеогеновых глин, на глубине от 200 до 500 метров залегают водоносные горизонты; их три, в некоторых местах четыре-пять. Вода, как выражаются специалисты, «с напором»: фонтаны достигают пятнадцатиметровой высоты. И довольно горяча — до 36°.

Открытием гидрогеологов немедленно воспользовались города и кишлаки. В Палванбае мне показывали виноградную плантацию; лозу привезли из-под Бухары, выбрав самый крупный и сахаристый сорт винограда — он прекрасно прижился. В Бий-базаре посадили гранатовую рощу, в Ишанауле — персиковую. На улицах десятков поселков появились водоразборные колонки. В Кипчаке я долго смотрел на девушку, поливавшую из шланга площадь перед клубом. Из шланга! Площадь! А в самом центре Кызылкума построен поселок чабанов, которым гидрогеологи по праву гордятся; некоторое время назад в нем выбирали первый сельсовет, и их пригласили как почетных гостей.

...Литой, тяжелый и душный ветер задувал в кабинку пыль; небо заволокло маревом, и горизонт размыло; опалово-оранжевые блики загорались на нем и потухали. Похоже было, что надвигается песчаная буря. Справа открылась продолговатая впадина; далеко на дне ее что-то блеснуло. Мираж?

— Скважина, — объяснил Сморогов.

— Почему ж блестит?

Он посмотрел на меня, не понимая моего недоумения, потом догадался и молча развернул машину.

Чем ближе мы подъезжали, тем отчетливей различал я посреди озерца высокую трубу с утолщениями; из ее отверстия хлестала толстая струя воды. Ветер иногда изгибал ее и далеко уносил брызги. Берега были скользки и пусты; ни одного кустика не выросло поблизости. Машина остановилась, мы вышли наружу. Озерцо было мертво. Я понял, что школьная истина — вода приносит в пустыню жизнь — верна лишь наполовину. Жизнь в пустыню приходит тогда, когда к воде прикладываются человеческие руки.

Кем-то предусмотрительно были набросаны ящики, бочки, на них положены доски; по ним к трубе можно было пройти, как по мосткам. Сморогов разделся и, на цыпочках добравшись до струи, стал с наслаждением плескаться. Старики наши, едущие в гости, так крепко спали в кузове, что не проснулись даже, когда машина остановилась. Только теперь один из них поднялся, улыбнулся беззубым ртом и спрыгнул на землю.

Он тоже прошел по доскам к трубе и напился из ладоней. Потом, повернувшись к Сморогову, стал о чем-то говорить, горестно кивая головой и показывая на ладони, с которых стекали капли.

— О чем он?

— Да вот... — неохотно перевел шофер, — говорит, эски сув — старая вода, древняя...