Вокруг Света 1973 № 08 (2395) - [44]

Как я уже говорил, Лэм мог рассказывать истории несколько дней подряд. Он доводил рыбаков до такого ужаса, что те в воду кидались, лишь бы освежить голову. Когда Лэм заведется, никто уже не мог остановить его. Некоторые, собрав в комок всю волю, решали нипочем не отвечать на его вопросы, но он не отставал.

Сидите вы, скажем, блаженно на бережку Саванна-ривер, не помышляя ни о чем, кроме как не зацепить крючком за корягу, а старина Лэм вдруг скажет невинно:

— Видишь вон то дерево?

И вы, несчастный, говорите, совсем не думая о последствиях:

— Какое дерево?

— Вон то, без коры.

— Да, вижу.

— Как-то я загнал на него девяносто девять бобров разом.

Тут уж поздно изображать равнодушие. Лэм сцапал вас. Кто-то спросил, почему все-таки девяносто девять. Лэм ответил:

— Стану я врать из-за одного бобра, не имею такой привычки...

Десять лет назад один ученый прикатил к нам из Техаса половить гольцов, а потом сделать серьезную статью для «Национального географического журнала». Беседа между Лэмом, который подрядился к нему гидом, и этим ученым протекала примерно в таком духе:

— ...Есть одна особенность у наших гольцов, — говорил Лэм. — Когда они кусают вас, то просто рвут мясо, как собаки.

— Ах вот почему их именуют иногда водяными собаками! — воскликнул ученый.

— Нет, — отвечал Лэм, — это потому, что они машут хвостами. Так вот, голец, даже после того, как вы его на берег вытянете, нипочем не отпустит ваш палец, если вы его засунете ему в пасть...

Для разрядки разговор перешел на медведей.

— Вы боитесь медведей? — любопытствует Лэм.

— Конечно, — ответил приезжий, уже порядком уставший от всяких подвохов.

— Очень рад, — облегченно вздохнул Лэм, — а то мне одному не убежать от медведей.

Ученый целый день не решался произнести ни слова, пока Лэм не обронил:

— Больно уж они в наших местах быстролетные.

За время путешествия по нашим заливным лугам можно опухнуть от небылиц. Природа, безусловно, играет большую роль в жизни заливщиков, и множество побасенок ходит у нас про дождь, жару, ветер и все такое. За последние годы засушливые времена случались частенько, и Лэм рассказывал, что в Окифиноки остались всего две рыбы. Они лежали на одном бревне и смотрели друг другу во влажно блестящие глаза, чтобы не погибнуть от жажды. До того было сухо, что Лэму приходилось набирать воды из колодца и отправляться в луга поливать крокодилов. Несчастные крокодилы! Если долю нет дождя, шкура у них на спине пересыхает и начинает страшно чесаться. Иногда, добавлял Лэм, когда становилось совсем худо и в колодце уже нельзя было зачерпнуть воды, чтоб спрыснуть крокодилов, ему приходилось чесать им спины. Для этого дела неплохо подходят садовые грабли на длинной палке. Одна только закавыка — крокодилы делаются такими надоедливыми, что плетутся за вами до самого дома и все просят и просят, чтобы их почесали...

Что до меня, я больше всего любил его рассказы об удачной рыбалке. Наверное, потому, что Лэм угостил меня одной историей в нашу первую встречу. На мой обычный вопрос, что ловится и как, он ответил:

— Клев превосходный. На днях сидел на берегу и набрал столько рыбы, что проделал даже дырку в воде.

— Ой ли?

— Факт. Наконец решил уж вытянуть приманку назад, как попалась такая крупная рыбина, что не могла пролезть через эту дырку...

— Ну и?..

— Я тащил и тащил, пока рыба не стала понемногу вылезать. Тут дыра вспучилась на два фута. Тогда и я решил — хватит, и кончил на этом...

Ну что ж, не пора ли и нам поставить точку?

Перевел с английского Б. Письменный

Тибетский доктор

Лицо, шея и руки Кирилла были утыканы стальными иглами. Кирилл слегка напоминал дикобраза. В мои руки Лубсан тоже вогнал две острые иглы. «Для поднятия тонуса», — объяснил он с улыбкой.

Нас окружали древние тибетские фолианты, закутанные в цветные шелка, медицинские муляжи и диаграммы. На полу в углах комнаты живописно расположились шестеренки, карбюраторы, тормозные колодки. Запасные части к автомобилю давали представление о хобби хозяина жилища, атрибуты врачевания — о его профессии.

Гаваагийн Лубсан — врач восточного толка. Едва прибыв в Улан-Удэ, я наслышался о нем всяких чудес и сразу отправился на его поиски. Мне хотелось кое-что выяснить о целебных кореньях и травах. Бродя по тайге, я часто выкапывал разные корни, о целебной силе которых знал понаслышке. Даже и сейчас у меня в портфеле лежал один из таких корней.

Уланудэнец Кирилл, добиваясь у Лубсана приема, имел другую цель. Он мечтал избавиться от хворобы, которая его окончательно доконала. Кирилл кашлял, сипел и хрипел, как испорченный репродуктор. Его мучил чудовищной силы бронхит, который Кирилл заполучил в колючих пуржливых песках Гоби.

— В шаманство и мистику я не верю, — сказал Кирилл, блестя щетиной стальных игл, — однако без телепатии и гипноза дело здесь не обходится... Когда он втыкает в меня иглы, я слышу внутри себя голос: «Ты здоровеешь, ты здоровеешь!» Последние два года я гаечный ключ не мог поднять без одышки, а вчера из подвала двухпудовую гирю вынес. Выжать не выжал, но все-таки поднял до подбородка...