Вокруг Света 1973 № 01 (2388) - [14]

— Извините. Я ищу пеона Себастьяна Мартинеса де Оливейра. Он бывает здесь?

— Да, — сухо отвечает хозяйка. — Если желаете видеть его, пройдите туда...

Небрежный жест в сторону коридора, хорошо видного через обеденный зал. Молча меня проводят в комнату Себастьяна. Вкратце я уже знаю его историю. В течение нескольких лет Себастьян работал на вырубке леса. Два года назад упавшим деревом ему сломало ногу. Хозяин лесоразработок отказался выплатить потерпевшему компенсацию. Тот обратился в суд. Судебный процесс тянется до сих пор...

Себастьян встретил меня, полулежа на кровати. Правая нога его покоилась на стуле. Взгляд настороженный и хмурый. Мне стоило немалого труда вызвать его на разговор, но постепенно он все же поведал свою печальную историю.

— На рубке сначала платили сносно, — вспоминает он, — затем, когда сюда, на юг Амазонии, съехалось много безработных пеонов, — гроши. Работать там очень трудно: днем жара, вечером дождь, сырость, одолевают москиты. Рубщики почти все болеют бронхитом, малярией, желтой лихорадкой. Чтобы лечиться, нужны лекарства, а они стоят безумно дорого. У большинства денег на них не хватало, приходилось брать лекарства в долг. Поэтому после окончания сезона при расчете мы не только ничего не получали, но еще оставались должны хозяину. Вот и шли добровольно в такие пансионы, чтобы не умереть с голоду...

Живя в пансионе доны Энграсии, Себастьян спустил все до последнего цента. За койку и еду он должен хозяйке за несколько месяцев, поэтому уехать домой не может. Ждет решения суда, надеется, что ему заплатят страховку.

— Жизнь пеонов здесь несладкая, — грустно улыбается Себастьян. — Все они разбросаны по пансионам. Когда появляется работа, их собирают «коты» — так мы называем подрядчиков. Обычно нас посылают на фазенды. Работа почти всегда одна и та же: вырубать лес или кустарник. Расчистим участок и возвращаемся в городок. То, что заработали, «коты» выплачивают только в пансионах, с разрешения хозяев.

Дона Энграсия в любое время может послать Себастьяна к «коту», даже если тот будет платить половину обычного. Впрочем, хозяйка пансиона понимает, что Себастьян теперь не работник, и надеется только на то, что ему присудят страховку. Тогда эти деньги целиком перейдут к ней. Поэтому она и держит Себастьяна у себя в качестве заложника.

Пока мы беседовали, в каморку протиснулось еще несколько пеонов. Эдсон Калестино дос Сантос, выходец из провинции Гойяс, тоже не раз бывал на лесоразработках.

— Там людей называют «горячие рты», — рассказывает он, — Почти всех трясет лихорадка. Я видел негра, который умирал прямо под открытым небом. Хоронят тут же на вырубке. Так уж заведено, ведь никто не хочет терять время и везти мертвых в поселок. Закон и суд вершат сами подрядчики. Они и на работу назначают, и жалованье устанавливают, и сколько часов вкалывать. Кто недоволен, того без всякого разговора взашей выгоняют. Если кто провинился, поступают по-разному. Могут день, два, а то и неделю работы в оплату не зачислить. «Здоровяк» Луисан, один из самых жестоких подрядчиков в Барра ду Гарсас, поступал по-своему. Он любит сам истязать своих пеонов. Привяжет человека к дереву и бьет тонким хлыстом с костяным наконечником до тех пор, пока бедняга не начнет кашлять кровью. Так он, например, часа два бил одного пеона по имени Адриано. А когда Луисан понял, что тот совсем плох, вывез его на дорогу и бросил. Несчастный так и умер там. Да что говорить, на лесоразработках с людьми обращаются хуже, чем со скотиной...

Себастьян предлагает прогуляться.

— Здесь недалеко. Вам надо посмотреть, как отправляют людей на работу. Сегодня как раз такой день.

Мы выходим. Себастьян сильно хромает на правую ногу. Чувствуется, что каждый шаг причиняет ему страдание. На пыльной, усеянной мусором, окурками, клочками сена площади оживление. Снуют люди, «чихают» моторы машин. Шофер одного из грузовиков, стоя посреди площади и покрикивая, с начальственным видом подгонял пассажиров-батраков.

— Если доберемся до дальней фазенды, довезу туда и этих восемнадцать, — громко объяснял он «коту». — Триста километров — путь не ближний.

Тут он прервал свой разговор и устремился к грузовику, где возникла небольшая заминка. Один из пеонов, видимо, раздумал ехать и попытался вылезти из битком набитого грузовика, но ему не дали сделать этого. Водитель, которому помогал солдат, грубо перебросил его обратно в кузов. Наконец посадка закончилась, шофер вскочил в кабину, и машина запылила по площади. Нельзя было спокойно смотреть на этих несчастных, которых увозили, словно скот на бойню.

Себастьян познакомил меня еще с одним пеоном по имени Мираси. Пожимая ему руку, я едва не вздрогнул, когда почувствовал его шершавую мозолистую ладонь, всю бугрившуюся шрамами. Ему еще нет тридцати, с 15 лет — пеон. За последние четыре месяца работы Мираси заплатили всего каких-то 190 крузейро, которых не хватило, чтобы покрыть даже половину долгов. Он один из немногих пеонов, имеющих «картейру», удостоверение личности, хотя тщательно скрывает это от подрядчиков: «Если они узнают о картейре, меня выгонят с работы».