Вокруг Света 1972 № 09 (2384) - [29]

Порой в коллективе случается так, что лидерство официальное и фактическое не совпадает, не объединяется в одном лице. Есть сухарь директор, а есть душка главный инженер, так сказать, новатор и консерватор. Или — еще хуже — оба лидера мнимых, и оба борются за признание: один — мытьем, другой — катаньем, тот — выговорами, этот — сабантуями в служебном кабинете, и каждый при случае не прочь шепотом пожаловаться, разводя руками; «Будь моя власть, разве так бы у нас было?!»

Тур — иной. Авторитет его не дутый, и, что не менее важно, он этим авторитетом не кичится. Его можно (не пробовал, правда) хлопнуть по плечу, вахты он стоит наравне со всеми, за тяжеленное бревно берется без приглашения. В сущности, большую часть времени он никакой не капитан, а матрос, корабельный чернорабочий, как любой из нас, — этого требуют обстоятельства, экипаж малочислен, без совмещения обязанностей не обойтись, — но я знавал людей, которые в сходных ситуациях быстро превратились бы в этаких рубах-парней, утративших право и желание распоряжаться.

Тур, повторяю, иной. Демократизм его не бесхребетен. Переход от Хейердала-матроса к Хейердалу-капитану совершается естественно и обоснованно.

Солнце садится; Жорж решил испробовать клев и продефилировал на корму со своими удочками. Никто его надежд всерьез не воспринимает, сколько раз уже он шествовал туда торжественно, а оттуда возвращался тишком! Но сегодня определенно рак свистнул и турусы на колесах приехали — не успеваем охнуть, как на крючке у Жоржа корифена.

Прыгаю на мостике вне себя от восторга. Карло одобрительно крякает, Сантъяго исходит белой завистью, всеобщее ликование, но заразительней всех, азартней всех радуется и восхищается Жоржем Тур.

Жорж на седьмом небе, начинает, что называется, «выступать» — напрягает мускулы, принимает культуристские позы, картинно забрасывает удочку — хлоп! Еще рыба. Хлоп! Еще одна, под бурю аплодисментов.

— Последнюю, и хватит, — предупреждает Тур, теперь уже как старший товарищ, у которого за плечами опыт «Кон-Тики». — В этой зоне мы сможем ловить сколько захотим и не должны жадничать.

— О"кей, — соглашается Жорж и вытаскивает четвертую. Потрясающий улов, сказочное богатство!

Прошу Тура послать кого-нибудь подменить меня на мостике, чтобы я мог почистить рыбу.

— Нет, — неожиданно твердо отвечает Тур-педагог, вовсе не заинтересованный в том, чтобы Жорж — и без того баловень — почил на лаврах. — Рыбу будет чистить тот, кто ее поймал.

Жорж сникает и плетется со своим уловом на кухню. Потом он поплачется мне: Тур несправедлив, Тур придирчив и необъективен, и вообще все идет не так, как надо, и, вконец разобиженный, заведет: «Я устал, у меня бессонница, радикулит, нет сил терпеть, дай мне морфий» — и в конце концов вынудит сообщить Туру, что Жоржа опять еле дует освободить от вахты.

— Хорошо, — примет решение Тур-капитан. — Его вахту отстою я.

Он великодушен и гибок, не мелочится, не встревает в пустяковые конфликты. Но, когда требуется, умеет настоять на своем.

Взять хотя бы историю со спасательным плотом.

Спасательный плот «Ра-1» представлял собой квадратную пенопластовую основу, обтянутую водонепроницаемой тканью. Внутри — емкость для аварийного запаса воды, пищи и для рации, а также тент. Общий вес — чуть больше ста килограммов.

Размещался он под капитанским мостиком. Вскоре после начала плавания мостик, оседая, придавил плот, так что воспользоваться им в случае экстренной необходимости стало бы невозможно. Мы убедились в этом, когда на двадцать пятый — двадцать шестой день путешествия принялись облегчать уже основательно притопленную корму: подступились к плоту, а он не вылезает. Отпилили кусок пластикового покрытия, укоротили, сузили, подрубили и расшатали все, что могли, а плот ни с места. Он не желал расставаться с мостиком, ему там, в щели, было уютно, и мы после многих попыток сыграли отбой, полагая, что назавтра то ли сами будем сильнее, то ли плот покладистее.

Следующий день наступил для меня позже обычного, я отстоял рассветную, довольно хлопотную вахту, чувствовал себя неважно и с облегчением завалился спать. Меня не будили. Поднимаюсь, смотрю — уже десять утра, на корме Тур, Сантъяго и Карло оживленно спорят по-итальянски. Я спросил Сантъяго, что решено делать с плотом.

— Есть идея разрезать плот на части и сделать из него кормовую палубу.

Вот это да! Уничтожить наш спасательный шанс, притом единственный!

— Сантъяго, сеньор профессор, а если ураган, шторм, если корабль переломится, что тогда?!

Это не умещалось у меня в голове — наш плот, который уже почти месяц служил нам психологической опорой, амулетом от всяких бед, и не только нам, но и нашим близким — и вдруг его уничтожить...

— У меня есть возражения, — сказал я. — Первое: плот может понадобиться. Второе: что скажут наши оппоненты? Древние мореплаватели не пользовались пенопластом! Уж скорей мы могли бы строить палубу из пустых канистр!

Жорж проснулся, прислушался, сообразил, что к чему, и перебил меня тирадой сходного содержания, но гораздо более эмоционально насыщенной. Нет, он тоже не хотел ломать спасательный плот!