Вокруг Света 1972 № 07 (2382) - [35]

Пока мы продираемся сквозь кустарники, я перебираю в памяти наш вчерашний разговор. Мне захотелось проверить — тем более что появилась такая возможность, — насколько правильно наше привычное представление об «игре на тамтаме». Быть может, правильнее говорить — «обмениваться информацией с помощью тамтама»? Мои новые знакомые; говоря о тамтаме, похоже, имеют в виду именно это... И сегодня мы с моим другом фоторепортером Шанной условились испытать возможности тамтамов.

В Абиджане, столице Берега Слоновой Кости, о нашем будущем эксперименте говорили так: «Конечно, вы поймете друг друга. Почему же нет?! Но, учтите, вам волей-неволей придется пользоваться простейшими словами, как это делают африканцы». Дело в том, пояснили нам, что ограничены возможности самого тамтама...

Наконец мы на месте. Усаживаемся на ствол поваленного дерева. Двое молодых ребят уже ждут нас. Перед ними загадочно-молчаливые, будто таинственные статуи в старом, заброшенном парке, два тамтама. Один — велик, гладок и пузат — напоминает бурдюк, второй изящен, чем-то похож на веретено, по бокам украшен тонкой резьбой.

— Тамтам-мужчина и тамтам-женщина, — комментирует Австриец. — Один для низких звуков, другой — для высоких. Это здесь их так называют; в других местах мужчина тот, что издает высокие звуки, а женщина — низкие.

Наши ребята-тамтамисты говорят только на якуба, так что Австрийцу придется поработать переводчиком. Мой первый вопрос был: верно ли, что эти два куска дерева, до того загадочные и таинственные, что мне порой мерещится, будто они слушают наш разговор, — так вот, могут ли эти две деревяшки понять и передать все то, что мы здесь скажем. Потом я смотрю на часы: Шанна, судя по всему, уже должен быть на месте с минуты на минуту. И действительно, скоро слышатся первые удары тамтама. Они следуют друг за другом плотно — высокая нота, низкая, снова высокая и низкая, и, наконец, еще раз высокая и низкая. Впечатление такое, будто тамтам совсем рядом, а ведь до него примерно десять километров через лес и густые заросли кустарника.

— Нас вызывают, — сообщает мне Австриец.

И верно: оба парня становятся к тамтамам и принимаются выбивать такие же звуки.

— Подают ответный сигнал: дескать, поняли и готовы вас слушать, — продолжает Австриец. — Сейчас надо ждать первое сообщение твоего друга.

Африканцы умолкают и, положив ладони на шкуры барабанов, спокойно ждут. После недолгого перерыва далекий тамтам возобновляет разговор; теперь он говорит по-иному, теперь действительно его звуки напоминают речь.

— Шанна спрашивает, где ты находишься? Что ему ответить?

— Скажи, что мы у холма рядом с деревней, спроси, почему он утром не дождался меня.

Австриец понимающе подмигивает мне, смеется, но честно переводит то, что я просил. Ребята как ни в чем не бывало кивают в ответ и принимаются выбивать сообщение. Я встаю прямо перед ними и, следя за сумасшедшими движениями рук, неожиданно замечаю, что их губы шевелятся.

— Что это они? — в недоумении спрашиваю я у Австрийца.

— Говорят, — отвечает он, — конечно, говорят. Но ты не торопись, позже я тебе все объясню.

Вот так начался мой разговор с Шанной, самый обычный разговор, будто каждый из нас сидел у своего домашнего телефона.

«Ты еще спал, — отвечает мне Шанна. — И мне не хотелось тебя будить».

«Как далеко ты от Бианкумы?»

«В восьми километрах. Машину оставил на обочине».

«Много успел сделать фотографий?

«Пока мало. Когда я вышел, было темно».

Тут наш разговор прерывается, будто что-то случилось с телефоном. Несколько минут мы ждем, потом вновь звучит тамтам:

«К нам пришел один парнишка, приглашает к себе. Я вызову вас позже...»

Тамтам Шанны замолкает, разговор, похоже, закончен, но мои помощники остаются у барабанов, готовые продолжать беседу. Мы с Австрийцем усаживаемся верхом на ствол дерева и затеваем разговор о тамтаме, о его истории, о его функции в африканском обществе, о его языке. Мы познакомились с Австрийцем в Абиджане, и он согласился быть нашим гидом во внутренних районах Берега Слоновой Кости. Он не этнограф и не музыковед, но зато прожил в Африке тридцать лет и перепробовал множество занятий.

— Я не ручаюсь, что знаю доподлинную историю тамтама, — говорит он мне, — расскажу просто, что мне известно. Нынешний тамтам, хотя и несколько изменился, немногим отличается от тамтама прошлого. История его загадочна и таинственна. На этот счет есть две хорошие легенды. Вот послушай. Первая гласит, что тамтам — изобретение обезьян; легенда эта местная, а потому совсем странная — ведь обезьяна редкий персонаж здешнего фольклора. Дело происходило следующим образом...

Однажды некое племя услышало в лесу страшный шум. Откуда он шел, кто его издавал, понять было нельзя. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу — ток, ток, потом сильнее — тан, тон. И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый тамтам. Поначалу он был только музыкальным инструментом. Ну а потом уж с его помощью стали разговаривать...