Вокруг Света 1972 № 01 (2376) - [29]

Календарь по-памирски

В период зимнего солнцестояния солнце пребывает в «зимнем доме». Потом оно выходит из него, и следующий период — в 40 дней — называется «пустыней», далее солнце входит в период «человека». В периоде «человека» один за другим (всего по нескольку дней) идут отрезки времени, носящие названия частей тела мужчины. Весной счет ведется снизу вверх: период «ногтя ноги» сменяет период «подъема ноги», «голени», «колена»... Когда же приходит день весеннего равноденствия, солнце находится в периоде «сердца». Но кончаются и эти дни — все, что находится у человека выше сердца, перечислено, и солнце уходит в . свой «летний дом» на весь период летнего солнцестояния. Только 40 дней спустя солнце начинает совершать обратный путь, на этот раз начиная с головы, чтобы остановиться в день осеннего равноденствия в «сердце», а потом скрыться в том же «зимнем доме», откуда и пришло.

img align="left" alt="На Памире трудно встретить семью, в которой бы не было музыкального инструмента, и если уж он есть, то на нем непременно играют.

На Памире трудно встретить семью, в которой бы не было музыкального инструмента, и если уж он есть, то на нем непременно играют. Изготовление хорошего музыкального инструмента — например, вот этого рубоба — процесс долгий и сложный... Сначала надо изготовить орудия труда, предназначенные для выделки инструмента, и только для этого. Потом найти дерево без единой трещины, приготовленный кусок много дней вымачивать в воде, чтобы дерево стало мягким, и только потом можно заняться той работой, на которую отваживаются далеко не многие. День за днем мастер придает куску дерева необходимую форму. Наконец заготовка начинает напоминать собой инструмент. Однако все еще впереди: от того, сколько мастер выберет дерева из заготовки, зависит звучание рубоба — и под конец мастер работает совсем медленно, словно прислушиваясь к несуществующим еще звукам... Профессия эта настолько редкая, что мастер Марод-Али, которого вы видите на снимке, известен каждому в Хороге и многим специалистам далеко за пределами Памира.

Такой народный календарь был множество раз записан этнографами в Припамирье, существовал он и в районах, прилегающих к нему с юга, — в Нуристане, и с севера, — в Дарвазе, Верхнем Каратегине.

Периоды, называемые частями тела человека, в разных районах свои: в одних районах невелики — всего по три дня, в других — крупнее: например, как в Ванче или Дарвазе, — по семь дней. Отмечаемых частей тела здесь, разумеется, меньше. Но везде при счете год всегда почти совпадает с естественным годом — в нем 365—366 дней.

Можно пройти весь Восточный Памир и не встретить двух одинаковых вышивок на пологах киргизских юрт. Полог — «лицо» юрты. Его вышивает только сама хозяйка и только себе. И лучше затратить на вышивание много дней, но доказать: здесь живет умелая хозяйка.

Условия изолированности памирцев дали им и очень своеобразное определение времени в каждое мгновение дня: время точно определялось движением теней горных пиков по долинам; тени, двигаясь от селения к селению, каждому памирцу «говорили» время, а для определения периода года в домах делались отметки, куда в важнейшие периоды падали солнечные лучи через дымовое отверстие в крыше. Так что весь календарь, так же как и часы, лежит на Памире прямо на земле, доступный каждому.

Олег Куваев. Утренние старики

С самого начала здесь у меня вошло в привычку просыпаться глубокой ночью в состоянии, схожем с ожиданием чуда. Несколько минут я лежал с открытыми глазами в кромешной тьме. Тьму оттеняли, если что-либо может ее оттенять, только серые полоски света по краям завешенных солдатскими одеялами окон..

Я вставал и ощупью шел через комнату. Половицы под босыми ногами скрипели, визжали и взлаивали. Они были сделаны из дерева неизвестных пород, пересохли в малоизученном климате Центральной Азии, и оттого звук их казался диким и непривычным. Я спотыкался об огромные архарьи рога в углу, дверь с азиатским же скрипом распахивалась, и я сразу шагал в звезды.

По ночам пыльная мгла, висевшая над Восточным Памиром, исчезала. Разреженный воздух четырехкилометровых высот становился холодным и чистым: звезды выступали как манная крупа на сукне. Млечный Путь казался прокрашенным взмахом малярной кисти, иного сравнения и подобрать трудно, до того он был четок.