Вокруг Света 1971 № 12 (2375) - [5]

Дед несколько смущен.

— А, вон оно о чем. Правильно. Были сегодня. Да их уже нет: бабы изловили и головы им свернули. Извините, может, не так сделали...

— Нет, нет! Сделали так, как надо.

Выезжая из этого села, мы догнали часть конного обоза полка. У некоторых ездовых явно что-то не ладилось.

— У, проклятые! — кричал возница в полушубке и валенках, с ненавистью глядя на своих лошадей.

Мы остановились.

— Беда с ними! — сказал ездовой. — Нужно свернуть влево, а они норовят вправо.

— И смех и грех, — заметил начальник обоза. — Видите, впрягли штук двадцать захваченных у немцев лошадей в сани, а они русской команды не понимают.

— Ну, ничего, привыкнут...

...Грозный гул впереди нарастает. Мы приближаемся наконец к полю боя. Гвардейский полк ведет бой за село Стрелецкое. Наступление продолжается...

Т. Карельштейн «Комсомольская правда» от 27 декабря

Глиняных дел мастера

Все из глины вышло и к глине вернется. (Восточное изречение)

На улице Иттифак, в Самарканде, живет усто Умар. Мастер Умар, художник-керамист Умар Джуракулов, сын усто Джуракула сына усто Кабила, сына усто Кози, сына усто Одино, сына усто Науруза-Косогара, сына усто...

Чуть ли не со времен Тимура из поколения в поколение передают в этой семье мастерство кулолов, или кулолгаров, иначе — гончаров.

На воротах дома № 91 зеленые керамические круги, словно глаза, открытые на глиняную улочку, купола мавзолеев, на площадь Регистана и далекие холмы Афрасиаба...

Усто Умар встречает гостей спокойно и немногословно, как бы давая возможность осмотреться и привыкнуть. Навес, увитый лозой, гроздья винограда, прозрачные от солнца, ковры и пестрые подушки на полу, расписные сундуки — двор и старая половина дома остались за стенами мастерской, но не исчезли, не забылись: мастерская была их продолжением. На полу, на полках теснились блюда, игрушки, хумы, чайники — все то, чему место в жилище или на дворе, в хозяйстве.

Усто Умар обвел взглядом свой домашний музей, переставил на свободную полку стадо игрушечных верблюдов и достал глиняную дощечку, уставленную фигурками.

— Смотрите, — сказал мастер, — это мой отец лепит хум. Кувшин на 150 литров! А это мой дед обрабатывает тандыр...

Печь для лепешек, похожая на перевернутую пиалу без дна, доходила глиняному человечку до пояса. Казалось, его руки гладят стенки тандыра нежно и сильно, чтобы ни бугорок, ни шероховатость не оставили рубца на лепешке. Тандыр лепили из глины с примесью шерсти, лепили вручную, не обжигая, а только высушивая на солнце.

— А вот мой прадед крутит гончарный круг...

Я невольно взглянула на гончарный станок — чарх, стоявший в углу мастерской. Да, это его изобразил усто Умар: та же ложбинка, выбитая ногой кулолгара. Ногами многих кулолгаров.

— Этот круг достался мне от отца, — сказал мастер. — Я и сейчас на нем работаю. На электрический переходить не хочу: трудно регулировать скорость. Когда какая скорость нужна — чутье подсказывает. Это — мгновенье! Упустишь его, смотришь — и уж не та форма, что задумал...

Мастер склоняется над кругом. И уже не замечаешь морщин на его лице, седого клинышка бороды и красноватых от постоянного напряжения глаз. Видишь, как сильные пальцы мнут серый ком глины, как напряглись икры ног в ожидании нужного движения, как сосредоточен и весел стал взгляд...

На полках стояли синие, коричневые, желто-палевые блюда; их покрывал сложный рисунок: тонкие ветви, длинные листья, лучи солнца, угловатые согдийские письмена и арабская вязь. Чайник, похожий на купол мавзолея, расписанный синим. Темно-коричневые, витые, устремленные, как минареты, ввысь вазы. Сосуд для воды будто тело птицы. Трехрогие архары, драконы, единороги. Верблюд, баран, куропатка. Свистульки — птицы ли, звери ли о двух лапах. Игрушки терракотовые, расписанные по розоватому фону рыжим, белым и черным.

Все тот же материал в руках усто Умара, что и в руках его предков, тот же инструмент — гончарный круг и десять пальцев, даже эскизы, как прежде, — в голове. Но исчезла необходимость день ото дня снабжать всю улицу глиняными тарелками и пиалами: есть стекло и фарфор, алюминий и пластмасса. Исчезла утилитарность, которая была главной в предметах, сходивших с гончарного станка предков усто Умара. Усто Умар устремился на поиски красок и линий, которые могли бы передать неповторимый колорит самаркандской земли. Интересно, какую форму обретет завтра мастерство кулолов из семьи Умара Джуракулова? Художник показал одну из первых «глиняных» работ своего внука, студента-историка Самаркандского университета. То был макет мавзолея Гур-Эмир. Работа была еще робкой и слишком точной, но в этой точности угадывался интерес к архитектуре. Может быть, здесь, на пересечении этих линий — мастерства куполов и влечения к архитектуре, — лежат его открытия?..

Впрочем, поиск поиском, а посуда из глины, привычная и удобная, не уходит из быта. В лавочках мастеров, что рядом с базаром, по-прежнему крутят на гончарном круге пиалы, горшки, кувшины. И до чего естественно, органично смотрится в разноцветье базара — среди сизого, зеленого, желтого винограда, красных стручков перца, охапок зелени — скромный блеск глиняной посуды! Конечно, на этих кувшинах и горшках не увидишь сейчас «оберегов» — значков, которые ставили старые мастера, желая преумножить воду и пищу, уберечь от «дурного глаза». Но плавные линии сосудов до сих пор напоминают о том, что испокон веков посуда была символом женского созидательного начала...