Вокруг Света 1971 № 05 (2368) - [53]

Считается. что это случилось в середине XII века и пионерами в этом были два молодых человека, англичанин и немец, бродячие студенты, которые добрались до Испании и там зарабатывали на жизнь переводами, ибо у них хватило терпения выучить арабский язык. В 1141 году они по заказу одного епископа перевели на латынь коран, а в 1144 году один из студентов, Роберт Честерский, перевел на латинский язык «Книгу учений об алхимии». В конце перевода стоит дата окончания работы: 11 февраля. Так что мы можем с точностью до одного дня сказать, когда алхимия пришла в Европу и начала свое триумфальное шествие по ее государствам. В течение следующих ста лет были переведены все основные научные и философские труды арабов. Только в XIII и XIV веках в Европе появляются собственные алхимики, которые на основе знаний, почерпнутых у арабов, стараются развивать алхимию дальше. Даже терминологию европейские алхимики сохранили арабскую и, если писали собственные труды, выдавали их за недавно найденные арабские рукописи. И сегодня мы произносим арабские алхимические термины, не подозревая, что они имеют к алхимии хоть какое-нибудь отношение. Например, алкоголь, азот, эликсир, нафталин.

Пленник папы римского

В средневековой Европе, задавленной властью христианской церкви, алхимия стала одной из немногих отдушин для науки, дала возможность приложить к конкретному делу свою склонность к научному исследованию.

Не удивительно, что вплоть до расцвета Возрождения все более или менее известные европейские мыслители так или иначе были связаны с алхимией. Но если алхимия становилась для них делом жизни, то вело это чаще всего не к гениальным озарениям, а к великим заблуждениям.

Чтобы не быть голословным, стоит поведать историю жизни крупнейшего мыслителя европейского средневековья Роджера Бекона.

Учился Роджер Бекон в Оксфорде, затем уехал в Париж, где получил звание магистра, и в 1250 году вернулся на родину. Как и многие другие ученые, Бекон вступил в монашеский францисканский орден, так как это давало защиту от суеверной толпы и корыстолюбивых властителей.

Роджер Бекон далеко обогнал свой век. До сих пор удивляет сила его предвидения, его образованность и ясность ума. Вот что пишет Бекон, к примеру, о будущем (учтите — в середине XIII века!): «Корабли будут передвигаться без помощи весел, так что самым большим кораблем сможет управлять один человек, и плыть он будет быстрее, чем его смогли бы двигать многие гребцы. Будут и машины, которые будут передвигаться без тянущих их животных и также куда быстрее... будут придуманы и летающие машины, так что человек будет сидеть в этой машине, поворачивая некий механизм, управляющий искусственными крыльями... будет изобретена и машина небольшого размера, могущая поднимать невиданные тяжести... будут даже машины, в которых можно будет опускаться на дно рек и морей без опасности для жизни... и подобные вещи могут быть созданы во множестве, даже мосты через реки без опор и быков...»

Алхимия, которой Бекон посвятил наибольшее время, стремясь добраться до сути вещей, стала для него трагедией. Как для ученого, так и для человека.

Вряд ли алхимия была на первом месте в круге интересов Бекона. Он был известным противником магии и с профессорской кафедры в Оксфорде неоднократно заявлял, что лишь опыт может быть критерием науки. Однако чем дальше, тем шире распространялись слухи, что Роджер Бекон умеет добывать золото. Папа Климент IV, который покровительствовал ученому, полагал, видимо, что слухи эти не лишены оснований. Бекон был окружен шпионами, которые должны были доносить папе о его открытиях. Несговорчивый нрав и независимость Роджера Бекона создали ему множество влиятельных врагов, и ему пришлось оставить кафедру в Оксфорде. Папа предложил ученому перебраться в Париж, обещая предоставить все условия для работы. К этому времени церковные власти полностью убедились в том, что Бекон достиг желаемого, и им ничего иного не оставалось, как заточить его в тюрьму — во избежание «утечки информации». Официально было объявлено, что Бекон обвиняется в магии и ереси.

Бекон провел в тюрьме много лет. Он был начисто лишен возможности общаться с другими учеными, ставить нужные ему опыты. Каждый шаг его контролировался монахами, и каждое слово, написанное им, немедленно направлялось самому папе. Монахи послушно приносили ему книги. Но книги особого рода — сочинения мудрецов алхимии.

Бекон мог лишь размышлять, но не мог проверить своих мыслей. Порой ему казалось, что он достиг основного секрета превращения металлов, но прямо сказать об этом он не хотел — это значило бы подарить монахам свою тайну. Бекон зашифровывает свои рецепты, он пишет «Зеркало алхимии», «Большой опус», «Малый опус», он сводит в стройную систему все теории алхимиков... И упирается в тупик.

Академик Морозов писал о Беконе: «При других условиях из Бекона вышел бы Ньютон современной химии, а теперь в его лице мы видим Ньютона, из которого церковное самодержавие средних веков сделало больного мечтателя...»

Убедившись в том, что Бекон золота делать не умеет, монахи выпустили его из тюрьмы и отпустили в Англию, где он умер в 1294 году. И последующим поколениям алхимиков работы великого затворника сильно усложнили жизнь. Там, где нужно было понимать его слова в переносном смысле, где Бекон пользовался аллегориями, алхимики все воспринимали всерьез. Он писал, что ртуть и серу можно извлечь отовсюду, так же как и золото, желая сказать, что любое вещество содержит в себе элементы другого. Алхимики воспринимали это буквально. Образно сказал он, что даже в грязи есть философский камень. В отчаянии поздние алхимики копались в грязи, отыскивая золото, — уж очень был велик авторитет затворника. Алхимик Ле Мартинье сообщал совершенно всерьез: «Я собрал жидкости, вытекающей из носа во время насморка и плевков, каждой по фунту. Я смешал все вместе и положил в реторту, чтобы извлечь из них квинтэссенцию. По ее полном извлечении я сделал из нее твердое вещество, которое применил к превращению металлов. Но напрасно!»