Вокруг Света 1971 № 05 (2368) - [3]

— Гнутся? Пустяки! Пробные. Только отштамповал. Жесть. Краски — тоже акварель... По идее приятные? — быстро спросил «гений».

Гуров согласился. Один действительно ему нравился.

— Этот? — опередил его «гений».

— Да.

— Формой? Нет? Странно! Значит, цвет... Цвет будет другой.

«Гений» навязывал свой темп жизни, как всегда не обращая внимания, с каким чувством его темп принимает собеседник. Когда собеседник не умел принять его совсем, «гений» уходил — ему становилось скучно.

Сейчас он ушел быстро.

Утро стояло чудесное. Гуров шагал по дороге, наслаждаясь солнцем, теплом и одиночеством.

Станица осталась позади, впереди голубели горы, и Гуров шел легко и быстро. Он знал, что, хотя сегодня и выходной, машин на дороге будет мало, но кто-нибудь все-таки поедет к башне, значит, подхватит и его. На худой конец, он просто пройдется, у башни все равно делать нечего.

Сам не замечая того, Гуров уже не мог думать о телескопе как о чисто инженерном сооружении.

Даже недостроенный, телескоп притягивал к себе людей. Он стоял далеко от станицы, у горы Пастухова, казался издали маленьким, даже незначительным, но его серебряно блестящий купол обладал странной силой притяжения — понятной и в то же время непростой. Такой силой притяжения обладали только сооружения, подобные этому.

В сущности, телескоп был уже построен, не было лишь оптики. И до сих пор строительство его — кстати, довольно быстрое — держалось на безоговорочном доверии сменявших друг друга групп людей. Доверие это подразумевалось всеми и никогда не подвергалось сомнению — по крайней мере, видимому. Кто-то очень давно дал идею строительства; другой — разумеется, это был целый круг людей — должен был эту идею принять, и наверняка не без трудностей; потом были посланы уже совсем другие люди — незнакомые ни с первыми, ни со вторыми, но тоже принявшие идею — искать это небо... Проходили годы. Те люди искали небо, а кто-то совершенно уверенный, что небо будет найдено (как могло быть иначе?), работал над проектами. Связь же между всеми этими людьми, а их накопилось уже громадное количество, осуществлялась именно доверием. Ничем другим она и не могла осуществляться. Когда же совершенно новые люди, не имевшие ни малейшего представления о личных свойствах — талантах или бесталанности самых первых, а имевшие дело только с проектами и с отчетами нашедших небо, приступили наконец к строительству, то доверие, копившееся вокруг будущего телескопа, было уже громадным и обязывающим. Ставшее буквально материализованным в громадных затратах, а это, по-видимому, было не самое главное, оно притягивало к себе людей — причем не первых попавшихся (такие быстро отсеивались), а едва ли не лучших в своих специальностях.

Проходя мысленно весь этот круг, Гуров понимал, что имеет дело не просто с выбором: остаться ему тут или нет, он имел дело все с тем же доверием. Даже «гений», лично ему неприятный, был «притянут» сюда все той же силой, которой он, Гуров, все еще сопротивлялся, размышляя, менять ли свою жизнь так резко и, видимо, бесповоротно или не менять ее уже никогда.

«Газик» монтажников притормозил впереди.

— К башне, что ли? — кричали из него.

Гуров побежал.

Ему уступили место впереди. Во всех машинах это место было привилегированным, Гурову не хотелось стеснять незнакомых людей, но вскоре он понял, что и не стесняет их. Уступивший перелез в маленький кузов позади сидений, там сидел еще кто-то, и они очень оживленно говорили. Разговаривать там было удобней.

Гуров прислушался. Говорил в основном тот, которого он немного знал, — начальник монтажников. Другой только спрашивал.

— Сколько ж здесь поворотов? — спросил он.

— Девяносто восемь. Точно. Дочка считала, Маринка... Мы так и не смогли — терпения не хватило. Раз сорок принимались. До пятидесяти дойдешь — и бросаешь. Надоедает.

«Как же его зовут? — старался вспомнить Гуров. — Кажется, Николай».

Солнце било прямо в глаза. Гуров опустил козырек.

— Вот здесь «Скорая помощь» загремела, — выкрикивал Николай. — Точно! На этом повороте... Метров двести летела. Вон туда.

Сзади умолкли — наверное, как и Гуров, представляли, как она летела. Потом Николай заговорил тише:

— У каждого почти поворота имя было — сами дали. Сейчас уж я подзабыл... Вот этот — «Коварство и любовь».

Николай усмехнулся.

— Как же тогда телескоп везли? — спросил другой голос.

— Его по этой дороге тащили. Дорога-то новая, специально делали. Все точно рассчитывали, каждый поворот. Вот «Тещин язык», кстати... Телескоп везли по черной дороге — летом. Как парад был. Все движение от самой Невинки перекрыли, чтоб кто не помешал. Впереди ГАИ ехала. Жара — сменщики все наверх повылезали, голые лежали, загорали. А сбоку еще две пожарные машины ехали — скаты им поливали, чтоб не горели... Курорт! Жуть была, когда кран по кускам втаскивали.

— Разве не по этой дороге?

— Да ее ж не было — этой...

Слышно было, как Николая раздражает непонятливость соседа.

— И зима — прям сумасшедшая! Мы по Марухской его втаскивали. Это даже и не дорога — так...