Вокруг Света 1971 № 04 (2367) - [4]

У земли оказался сильнейший ветер. Спасибо нашей экипировке, спасла меня. Но сначала натерпелся страху.

Опускаюсь на парашюте, все пока в полном порядке, на длинном фале пристегнута ко мне еще одна укладка, самое необходимое. Она опускается подо мной метрах в пятнадцати. У самой земли, когда ветер нес меня вперед быстрее, чем я парашютировал вниз, эта укладка вдруг за что-то цепляется. В пустыне... зацепилась. За что? И я мгновенно распят. Парашют тянет вперед, а сзади меня держит крепчайшим образом укладка. Вижу — со страшной скоростью лечу прямо лицом в землю. В тот же миг фал все-таки ослабевает... Успеваю только сгруппироваться, ноги к носу и...

Аж треск пошел. Каска спала. Но на этом приключение не кончилось.

Парашют под сильным напором ветра тащит меня по земле. Чувствую, песок и камни протирают живот насквозь. И подбрасывает, как машину на ухабах. Повернулся на спину и гляжу, как меня увозит от Поповича. Вывернулся, поглядел вперед — никаких препятствий, километров с десяток мне так сквозить до гор на горизонте. Ну что делать? Кое-как изловчился, нож вытянул, отхватил лямки.

Подбегает Попович. И вот тут начинается форменная комедия. У меня на лице порезы, ссадины, кровь. Попович и спрашивает: «Так кому помогать-то будем — мне или тебе?»

Я все же измерил ему давление, пульс, все, что полагается в таких случаях. Но прежде расцеловались. А он щетинистый до невозможности.

Тогда страшный был ветер, и я все радовался, что, несмотря на это, космонавт хорошо приземлился. А парашютиста, что прыгнул первым, тоже волокло по земле, и Попович профессионально остановил его, погасил купол.

Когда первые восторги стихли, я записал беседу с космонавтом на портативном магнитофоне — это тоже входит в наши обязанности. И когда летели на вертолете, беседа продолжалась. Выходит, это еще одна наша профессия — репортеры...

Бычков: Безусловно, встреча космонавтов на земле каждый раз была для нас главным, итоговым, что ли, моментом, кульминацией долгой и трудоемкой работы. Я не говорю, какой вал эмоций выплескивается в короткие минуты встречи, — об этом можно догадаться. И хотя мы должны были и в эти моменты оставаться врачами и хладнокровно фиксировать состояние своих подопечных, спокойствию не было места — человек есть человек.

Артамошин: А затем мы вновь возвращались к будничной работе — экспериментам, исследованиям...

Эксперименты проводились не только в привычной обстановке, на суше, но и на море. Одна из целей — проверка возможности выживания в космическом корабле в случае аварийного приводнения капсулы, условия покидания корабля и оказание медицинской помощи экипажу.

Макет корабля брался на борт корабля-матки, и в море капсула вместе с экипажем опускалась на воду. Внутри было, как правило, трое испытателей. Я, к примеру, плавал с Олегом Бычковым и Виктором Окуневым. Мнациканьян входил в другой экипаж.

Пока мы висим на корабельных талях, можно еще оставаться в креслах. Но как только капсула оказывается на плаву, начинается отчаянная болтанка (большей частью мы дожидались штормовой погоды, 4—5 баллов на море). Тут уж лучше сразу отвязаться и держаться в распор руками...

Только держаться долго не приходится. Пора приступать к работе: физиологически» замеры, измерения температурного режима внутри объекта, постоянная связь с патрульными воздушными и морскими судами. Иногда и поесть некогда, хотя обеды уже готовы и под рукой — тубы с зеленым супом, борщом и харчо, консервированные языки, куриное филе, чернослив, цукаты. И главный деликатес — спинки сушеной воблы. Вобла пользовалась у нас особой популярностью — главное средство от укачивания.

Укачивание выматывает. Я участвовал в разных экспериментах. Так вот, как минимум один-двое из нас укачивались в капсуле вплоть до временной потери работоспособности. Но самым трудным, для меня во всяком случае, были ночные дежурства. Все тяготы дневного эксперимента усугубляются борьбой со сном. Зеленоватый мерцающий свет табло, как гипнотизер, в сон клонит. Единственное спасение — шланг с водой. Нажмешь на штуцер, на шею и на голову ледяной водички побрызжешь, — оживешь немного...

Мнациканьян: Вероятно, у нас в экипаже были условия полегче. Вот только одна из последних ночей казалась бесконечной...

Остались считанные часы нашего пребывания в макете космического корабля. Он методично перекатывается с волны на волну, беспокойно крутится на ее гребне, сваливается на бок.

Мы привыкли к капризам нашего кораблика и уже не обращаем внимания, когда очередная высокая волна бьет в люк. Кругом вода, а у нас внутри тепло, сухо и по-своему уютно. За время эксперимента мы уверовали в прочность, остойчивость и герметичность капсулы, приспособились отдыхать и работать в необычных позах. Научились быстро находить на приборном пульте нужные кнопки и включать их даже ногой, не вставая с кресла.

Последняя ночь. Проведены все физиологические замеры, проверена работа бортовых систем, допита вода корабельных запасов. Мы отдыхаем, собирая силы для завершения самого ответственного задания в программе исследования. Мы должны проиграть аварийную ситуацию: надеть гидрокомбинезоны и покинуть корабль.