Вокруг Света 1967 № 04 - [4]

«Владимир Ильич, — писал В.А. Радус-Зенькович, — вникая во все детали строительства дороги, дает ряд новых указаний. В телеграмме М.В. Фрунзе (Туркестанский фронт) указывалось, что к началу весенних работ по линии Алгай — Гребенщиково должны быть размещены для земляных работ 6 тысяч чернорабочих, на участке Гребенщиково — Эмба особое внимание обратить на доставку воды и хранение ее...»

Гребенщиково стало важным ориентиром: около этого хутора железная дорога и нефтепровод должны были пересечь реку Урал. Наверное, поэтому Владимир Ильич и нанес на карту железнодорожного атласа этот казачий хутор.

А вскоре стал доступен нефтяной Кавказ. Оттуда потянулись в центральную Россию составы с топливом. Проект дороги и нефтепровода на Александров-Гай потерял свое значение. Вместо них позднее проложили нефтепровод и железную дорогу от Эмбы в сторону промышленного Урала, на Орск и Оренбург.

Такова история, связанная еще с двумя пометками в атласе Ленина. История еще одной замечательной победы молодой республики. Победы в борьбе против интервенции и контрреволюции и s мирном хозяйственном строительстве.

Фото М. Грачева

А. Шамаро, наш спец. корр.

«И стон один, и клич: Россия!..»

Окончание. Начало в № 3

Цена молчания

Александра Пеева вводят в кабинет следователя. Голая, казарменного вида комната. Грязные, в потеках стены. Зарешеченное окно. Еще одна дверь. В нескольких метрах от стола привинченный к полу табурет. Впрочем, обстановка знакомая: как адвокат, он не раз бывал на свиданиях с подзащитными в подобных кабинетах. Только вот вторая дверь... Это непривычно. Куда она ведет?..

За столом — следователь в военной форме, в чине штабс-капитана. У окна — еще двое. С одним он, кажется, знаком: командующий Первой армией генерал Кочо Стоянов. Второй, полковник — мрачная личность. Тяжелые плечи, длинные, как у гориллы, руки. Из-под густых бровей — угрюмый взгляд.

— Прошу садиться, — приглашает генерал Стоянов.

Адвокат внимательно смотрит на него. Голос молодого генерала ровен, манеры сдержанны. Конечно, рисуется, позер.

Пеев садится. Все молчат.

Следователь поворачивает рефлектор лампы, и на Пеева падает яркий пучок света. Полоса света отделяет его от остальных в этой комнате. Они как бы стушевываются в полумраке.

Только голос Стоянова от черного окна:

— Кажется, я имею честь быть с вами знакомым, господин Пеев. Это поможет нам найти общий язык. Итак...

Александр Пеев молчит. Свет бьет прямо в глаза, выжимая слезы. Он опускает веки.

— Итак, прошу вас, ничего не утаивая, рассказать

о своей деятельности.

Арестованный молчит.

— В данной ситуации молчать неразумно, — в голосе Стоянова легкая насмешка. — Мы все знаем. И о вашей коммунистической деятельности в Карловской околии и о поездке в Советскую Россию. И о том, чем вы занимались до сегодняшнего дня. В последнем нам неоценимо помогла обнаруженная на вашем столе книжка «Бай Ганю». Она служила кодом, не так ли? С ее помощью мы прочли и радиограмму, которую вы не успели дешифровать.

Генерал наблюдает, какое впечатление произвели на арестованного эти слова. Лицо Пеева побледнело. На виске напряженней запульсировала жилка.

— Итак, вы — коммунист, руководитель тайной резидентуры, работали на советскую разведку... Прошу не тратить времени на экскурсы в историю, к этому мы еще вернемся. Прежде всего: состав группы, источники информации, шифр, цели, поставленные перед вами Москвой.

— Пожалуйста, отведите в сторону лампу.

Стоянов делает знак капитану. Тот опускает рефлектор. Фигуры присутствующих снова объемно проступают на фоне зарешеченного окна и грязных стен.

— Цель передо мной стояла одна, — медленно выговаривает Александр Пеев. — Надеюсь, господа, вам известны эти строки:

По всей Болгарии сейчас.

Одно лишь слово есть у нас,

И стон один, и клич: Россия!..

— Хватит дурака валять! — рявкает полковник.

— Не надо горячиться, — сдерживает его Стоянов. — Если не ошибаюсь, это из Ивана Вазова. Продолжайте.

— К этим словам трудно что-нибудь добавить. История нашей родины в прошлом и, я убежден, в будущем кровно слита с Россией. Поэтому я делал все, что мог, чтобы предотвратить катастрофу.

— Что именно?

— Не позволить царю Борису втянуть Болгарию в войну с Россией и помочь России победить фашистскую Германию.

— Дальше!

— Все. Я сказал все, что считал нужным. Больше не скажу ни слова.

— Вы уверены в этом?

Наступила пауза. Стоянов подошел вплотную к Пееву. Посмотрел на него в упор. Заложил руки за спину.

— Что ж, господин адвокат... — Он помедлил.— Прошу вас пройти туда.

Он кивнул на дверь в боковой стене, рядом со столом.

Пеев встал. Сейчас свет падал на лицо молодого генерала. Адвокат увидел, как помутнели глаза Стоянова, затрепетали ноздри. От недавней «интеллигентности» не осталось и следа.

— А вы пока займитесь радистом, — приказал он капитану, переступая порог.

Радиста Емила Попова привести на допрос не смогли. Брошенный сразу же после ареста в камеру, он разломал жестяную кружку и перерезал на обеих руках вены. Охрана спохватилась, Попова отнесли в тюремный лазарет. Врач заверил, что арестованный выживет. Но он потерял много крови и теперь был в глубоком беспамятстве.