Вокруг Света 1962 № 04 - [2]

Сидели вокруг костра и долго спорили. Пустить технику в обход — потерять месяц, а то и полтора: по болотистым местам снова придется строить лежневку.

— А другого выхода и нет, — наконец сказал бригадир. — От лежневки не уйдешь.

— Архимеда бы сюда, — пошутил Васька Антонов. — Старик наверняка бы что-нибудь придумал.

Но шутку не поддержали. Встав, Васька пошел к обрыву. Через несколько минут он закричал:

— Братцы, нашел! Нашел!..

Спотыкаясь, Антонов бежал к костру. Мы бросились ему навстречу: в чем дело?

...Первой его мыслью у обрыва было: «Вот бы с такой горки да на санках!» Мы все представили себя мчащимися по этой немыслимо дикой крутизне и почувствовали, как тело покрылось гусиной кожей.

А Васька продолжал: «Вот я и подумал: разбился бы или нет? Пожалуй, не разбился бы». Мы все посмотрели вниз, вытягивая шею и ощупывая взглядом крутизну. Самое трудное — миновать первые семь-восемь метров: кажется, что скалы здесь уходит вниз чуть ли не вертикально. А дальше уже пологий спуск, там-то не опасно. Но как преодолеть эти первые крутые метры?

Васька присел на корточки и, сняв рукавицу, начал быстро водить пальцами по снегу. Получились сани с длинным пушистым хвостом. Стерев сани, Васька нарисовал трактор.

— Вы только представьте! — горячился он. — К трактору тросами прикрепляем длинный хвост из неочищенных сосен. Деревья выбираем какие потолще. Трактор тянет сосны и спускается. Хвост цепляется за кусты, за стволы деревьев, что на склоне, и тормозит! Каково?

— А кто же поведет трактор? — спросил Илья.

— Как кто? — удивился Васька. — Известное дело...

— Ты меня извини, — сказал тракторист, — но в кабину я не сяду. И технику угробим, и человеку хана. Это не проект, а бред.

— Бред? — обиделся Васька. И к бригадиру: — Я поведу трактор. Разрешаешь?

Илья кивнул на ребят:

— Как бригада.

Ребята зашумели. Месяц сбереженного времени — не пустяк. Да и не очень интересно снова копошиться в болоте.

— В большом деле всегда есть доля риска, — сказал новоявленный Архимед.

Хвост к трактору приделали огромный и массивный. Деревья выбирали только двухобхватные. На следующий день в полдень трактор был готов к спуску. Немного бледный, Васька улыбнулся товарищам и забрался в кабину. Прощально помахал рукавицей. Затем осторожно потянул на себя рычаг. Гусеницы дрогнули, заскрежетали, поползли к обрыву. Вот они повисли над пустотой, и вдруг громада машины тяжело ухнула вниз. Трос натянулся струной, зазвенел... Но уже сползало вслед за машиной первое дерево, второе. Трос ослаб, и гусеницы коснувшись твердого грунта, быстро заскользили к пологому участку.

Внезапно произошло непредвиденное. Одно бревно, перевесившись через край обрыва, полетело прямо на трактор. Оглянувшись, Васька с ужасом потянул рычаг до отказа. На том месте, где только что был трактор, бревно могуче вздыбило землю. Мы перевели дыхание.

...Заглушив мотор, Васька выбрался из кабины и, ощупывая ссадины и синяки, с удивлением посмотрел на сопку. Снизу она казалась отвесной стеной. Посмотрев на вершину, где стояли мы все, улыбнулся и, набрав полные легкие воздуха, радостно закричал...

Месяц сбереженного времени — это, конечно, не пустяк».

Письма, которых ждут

На небе желтым сиянием пушится тонкий ломоть луны. Вздрагивают звезды. Светает. Лесорубы уже на ногах.

— Ребята, геодезистку не видели?

— Машу-то? Она на трассе...

Вечер. Луна заволакивается морозной дымкой. Давно вернулись лесорубы. А Маши Селезневой все нет и нет...

— Ребята, где же Маша?

— Там, — и кивают в сторону тайги. — Еще не приезжала.

Поздно возвращается Маша. Запорошенная снегом, в клубах морозного пара. В валенках, ватных брюках и телогрейке, в громадной косматой шапке. Щеки, огненно нарумяненные морозом. Глаза большие, темные. Брови тонкие, надломленные посередине. Подходит к столу, наливает в стакан чай. И, с трудом разжимая посиневшие губы, спрашивает:

— Но... и ...ок?

— Да, новичок, — говорю я.

Так мы и познакомились. Как-то, побывав у нее в гостях, я увидел рядом с «Русским лесом» — это настольная книга Маши — стопку писем.

— Получили? — спросил я.

— Нет, не отправила. Нужно было бы писать о другом, а я все о тайге да о работе. Теперь письма у меня вместо дневника.

Секретов там нет, посмотрите...

«20 мая 1961 года. Падунские пороги.

...Работаю я теперь не в лесхозе, а в Управлении строительства и монтажа сетей и подстанций — сокращенно УСМСП. И живу не в избушке, а в большом двухэтажном доме на Падуне.

Тебе не терпится узнать, почему я вдруг сменила профессию? Ведь я выросла в лесу, мечтала стать лесником, оберегать русский лес. После техникума, как ты знаешь, я два года моталась по тайге, пугала браконьеров, тушила пожары. А рядом, совсем рядом, была Братская ГЭС... И мне захотелось жить в большом коллективе, потянуло к строителям.

Не помню, писала ли тебе о том вечере, когда мы, голодные, озябшие, усталые, после двухдневных скитаний по тайге вышли на линию электропередачи Братск—Иркутск.

Вдаль через сопки убегали ажурные опоры. Гудели провода. И шумела тайга. Ровно и сдержанно. Пламенел закат. Ветер срывал с деревьев снежную пыль и поднимал ее над лесом. А провода все гудели и гудели... Глядя на бегущие по сопкам мачты опор, я завидовала тем, кто сумел в глухой тайге сделать такую красоту. И захотелось самой, своими руками сделать такое же, как эти опоры, — воздушное, изящное, такое, чтоб нравилось людям с первого взгляда.