Вокруг Света 1962 № 02 - [18]

Полнее могут быть использованы и мутные воды Аму-Дарьи. Среднегодовой сток этой реки колеблется от 60 до 65 миллиардов кубических метров воды. 50—55 миллиардов из них могут работать на преобразование пустыни. Часть воды уже забирает Каракумский канал. Другую часть можно отвести в прямоугольники рисовых полей в нижнем течении реки. Перспективный план предусматривает создать в низовьях Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи новые районы рисосеяния с площадью орошаемых земель около 900 тысяч гектаров. На Аму-Дарье необходимо для этой цели построить два гидроузла — Тюя-Муюнский и Тахиа-Ташский.

Недалеко от Бухары лежит огромный массив плодородных земель — Каршинская степь. Кашкадарья не успевает добежать до ее границ — высыхает и теряется в песках. Ей должна помочь Аму-Дарья. Воду можно перекачать сюда по трубам, используя энергию Нурекской ГЭС.

Всё новые условные знаки ложатся на перспективную карту наступления на Великую пустошь.

Не забыто на этой карте и обводнение пастбищ. Для этого гидрогеологи уже «припасли» громадные подземные резервуары пресной воды, припрятанные природой.

Только на территории Узбекистана открыто более десяти подземных морей. И каких морей! В районе Голодной степи подземное море «разлилось» на 4 тысячи квадратных километров. Чтобы получить искусственное водохранилище таких размеров, надо два с половиной года сливать воды Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи в одну гигантскую чашу. Подземные моря могут обеспечить приток 500 кубических метров воды в секунду. Еще одна, «подземная» Сыр-Дарья придет на службу человеку. Благодаря ей ирригаторы смогут регулировать работу многих оросительных систем без создания дорогостоящих водохранилищ. Они пробурят тысячи скважин, построят колодцы, пруды и водоемы.

Человек создает природу земли. К 1980 году на огромных пространствах Казахстана и Средней Азии возникнет новый ландшафт, с новыми очертаниями воды и суши, садов и полей. Возникнет новый континент, континент изобилия...

Ю. Полковников

Курс на Кубу

Пятая ночь пути. «Пекин» подходит к Гибралтарскому проливу в сплошном тумане. За смотровыми стеклами в рулевой — непроницаемая белая завеса. Каждые две минуты тревожно ревет сигнальная сирена...

Когда не спит капитан...

В штурманской над картой склонился капитан Борис Пименович Осташевский. Настольная лампа освещает его большие сильные руки. Ложатся на карту прямые линии, быстро шагает по ним циркуль. Дорога каждая минута, а расчет должен быть предельно точным. В проливе, где уйма встречных судов, туман особенно опасен.

— Засели, как коты в мешке. Еще, как назло, эти радары... Виктор Немятый, скоро их починим? — Капитан обернулся к четвертому штурману.

Сидя на корточках около радиолокационной установки, Виктор Немятый, не отрываясь, припаивает тончайшие нити сопротивлений. Его узкое лицо с упрямо сжатым ртом окутывается на секунду дымком канифоли.

Два часа назад неожиданно вышли из строя радары — всевидящие глаза судна. Потухли мерцающие экраны. А перед этим бегающий по их окружности тонкий зеленый луч улавливал много светящихся точек — встречные и попутные суда.

В густом тумане их можно определить теперь только по гудкам. Со всех сторон, как потерявшиеся в лесу люди, аукаются гудки. Иногда кажется, что это один и тот же гудок. То впереди, то сзади, то где-то сбоку. Хочется перекричать эти гудки: подождите, дайте разобраться, ведь мы идем вслепую!.. Но капитан различает каждый из них. Он весь обратился в слух. Он принимает решения в доли секунды. Он не имеет права ошибаться. Море не прощает ошибок.

— Отвечайте правому судну. Оно ближайшее. Слушайте только его гудки. Не путайте остальных. Держать двести шестьдесят один градус, — не взглянув на приборы, приказывает капитан.

— Есть держать двести шестьдесят один, — отвечает Петрусенко.

Капитан уверен в этом молодом матросе, не по годам сдержанном и точном в работе. Пока Петрусенко матрос. Но капитан знает об этом парне и другое: такой станет штурманом дальнего плавания. Обязательно станет!..

Туман рассеивается. Слева маяк Альмина, справа маяк Европа, — громко докладывает впередсмотрящий.

Полный вперед! — голос капитана звучит отрывисто. И вдруг неожиданно: — Вода-то как фосфорится! Красотища, а?

Вздрагивает, набирая скорость, стальной двухсотметровый гигант. Плотные, как пласты чернозема из-под плуга, откидываются разрезанные форштевнем водяные валы. С африканского и европейского берегов подмигивают два широко расставленных глаза — маяки.

Туман дал передышку. Но он идет волнами, и эти минуты — короткий просвет.

— Вы бы отдохнули, Борис Пименович.

Какой у капитанов отдых в такие ночи! Кулак на стол, голову на минуту приклонишь — вроде бы и выспался.

Капитан опускается в кресло. Морщины резче проступают на его лице. В первый момент кажется, что он заснул. Но нет, глаза под косматыми, чуть с сединой бровями по-прежнему зорко следят за приборами. В чуткой тишине штурманской, похожей на лабораторию ученого, капитан слышит и видит все, что происходит сейчас на мостике. Ему знакомы и близки ощущения молодых ребят, которые несут в эту ночь вахту. Напряжению сжав в руках бинокли, они всматриваются в даль. Они горды тем, что Родина им доверила пойти в этот рейс и доставить на далекую Кубу нефть. Она нужна там сейчас, как хлеб.