Вокруг Света 1960 № 08 - [33]

Аэростат снизился на три с лишним тысячи метров и очутился в густых облаках. Одежду сразу сковал слой наледи, а лицо покрылось холодными каплями. Вода замерзала на коже и колола тысячами игл.

— Слушай, Семен, — повернулся я к Гайгерову. — Мы идем недалеко от границы, как бы сориентироваться поточней.

— Боюсь, это невозможно, — проговорил он, — облачность почти до самой земли...

Мы оба поглядели на Кирпичева. Матвей понимал, что от его рации теперь зависит все. По пеленгам нескольких станций мы определили, что находимся над Джамбулской областью и медленно движемся на восток вдоль границы.

Наледь и снег упрямо тянули шар вниз. Мне приходилось все время сбрасывать балласт — последние мешочки песка. Потом в ход пошли израсходованные электрические батареи, баллон из-под кислорода, а еще через несколько часов — баллоны с замерзшей водой.

И еще один день...

Наступил рассвет — отвратительный серый рассвет. Земля и небо, лишенные ярких красок, походили на слабо проявленную фотографию. Пески и пески, редкие холмики, занесенные снегом. Мы согласились бы перенести бурю, ливень, грозу, мороз, только не эту гнетущую серость.

— Если так будет продолжаться и дальше, я стану неврастеником, — невесело проговорил Гайгеров.

Он, как и мы, сильно устал. Глаза покраснели от бессонницы и холода, осунулось и потемнело лицо. Отдыхал он меньше нас: наверное, час в сутки. Только Гайгеров, в котором удивительно сочетались выносливость спортсмена с подвижничеством ученого, мог выдерживать такую нагрузку. Он мужественно держался у своих приборов, висевших на стропах, как виноградные гроздья.

В полдень мы пересекли реку Или, которая течет с гор Тянь-Шаня и впадает в озеро Балхаш. Балласта уже не было, и мы решили садиться. Но все невольно медлили. Час... Еще час. Лишнее время — это рекорд. Наступил вечер. Все летим! Ночью думаю: «Нельзя злоупотреблять счастьем. Сажусь!..»

Посадка на аэростате, пожалуй, гораздо сложней, чем на самолете. Особенно ночью, когда не видно земли и высотомер не дает точных показаний. Можно вскрыть разрывное отверстие, которое служит для быстрого выпуска газа, на опасной высоте и разбиться.

— Как же в темноте ты определяешь высоту? — спросил Кирпичев.

— У деда есть испытанный способ, — рассмеялся Гайгеров. — Снимай парашют!

Все парашюты я привязал на конец шестиметровой веревки и выбросил этот груз на борт, потихоньку стравливая газ. Как только я почувствовал, что узел коснулся земли, изо всей силы дернул вожжу разрывного отверстия.

Гондола ударилась о землю, подпрыгнула, тряхнув нас, как необузданный конь, еще раз коснулась земли и, наконец, поползла вслед за падающей оболочкой. Только теперь мы услыхали вой ветра. Он свистел в ушах и швырял в лицо тучи мелких песчинок.

Мы вылезли из гондолы и почувствовали, как шатается земля. С большим трудом уложили оболочку, чтобы ее не унесло ветром, и упали на землю. Мы уснули, не успев даже как следует развернуть спальные мешки.

Меня разбудило не по-зимнему жаркое солнце. Приоткрыв глаза, я встретился... с глазами овцы. Вокруг нас стояла целая отара. Овцы рассматривали нас очень уж подозрительно. Только ягнята, храбро подобравшись к оболочке, слизывали с нее иней и пробовали на зуб крепость материи. Я стал будить своих друзей. Гайгеров упрямо мотал головой и не хотел просыпаться. Он знал, что теперь его работа закончена. В конце концов Семен возмутился моими настойчивыми толчками:

— Дай же поспать, негодный ты человек!

— Сеня, — шептал я ему зловеще, — если ты не проснешься, тебя сожрут овцы.

Семен рывком поднялся и удивленно спросил, кивнув на овец:

— Что за маскарад?

Овцы отпрянули, но мало-помалу любопытство одолевало страх. Теснясь, они снова стали приближаться. Пастуха не было. Как мы узнали позднее, тот принял нас за мертвых, бросил отару и побежал в аул. Колхозники рассказали нам, что спустились мы несколько восточнее озера Балхаш. Они помогли нам довезти до железнодорожной станции приборы и оболочку аэростата.

Так закончился наш полет. Он длился 84 часа. За это время аэростат прошел более 4 тысяч километров. Так был установлен мировой рекорд дальности и продолжительности полета.

Аэростаты когда-то дали толчок к овладению воздушным океаном.

Но есть ли у воздухоплавания будущее? Может быть, этот вопрос возникнет у читателя. Мне кажется, аэростату уготовлена долгая жизнь.

Пикар, полемизируя с противниками воздухоплавания, писал: «Некоторые говорят: «Свободный аэростат — игрушка ветров, какой цели он служит? Его место в сарае». Мы, воздухоплаватели, высоко ценим свободный аэростат. Кто обвинил бы швейную машину за то, что она не способна молоть кофе? Кто обвинил бы кофейную мельницу за то, что она не может шить? Всякая вещь, выполняющая свое назначение, хороша сама по себе».

Воздухоплавание оказывает большую помощь не только науке. Это и спорт смелых, отважных.

Когда-то аэростат поднимался на недосягаемые для самолетов высоты. Парашютисты, например, первые прыжки из стратосферы совершали с воздушного шара. Так, в августе 1945 года с того же аэростата «ВР-79», на котором мы летели в предгорья Тянь-Шаня, Наби Аминтаев совершил затяжной прыжок с высоты 10 400 метров. Он пролетел без парашюта около 10 тысяч метров и, пробив несколько ярусов облаков, раскрыл парашют вблизи земли.