Вокруг крючка - [10]
Разговор этот происходил на дальней спортивной базе, куда я приехал из города, наслышавшись о прекрасной ловле щук в здешних местах.
Еще затемно мы сели с Иваном Семеновичем в лодки и двинулись в путь по широкому волжскому водохранилищу, ориентируясь на приветливо подмигивающие светлячки бакенов. До заветных щучьих мест от базы считали немереных километров пять.
На рассвете пал туман, холодный и очень густой. И как-то мы потеряли друг друга. Держа направление по слабому колебанию ветерка, задувавшего в правую щеку, я чуть было не налетел на каменную гряду, преградившую дальнейший путь. Это были остатки старой полуразрушенной дамбы, по которой некогда пролегала ветка узкоколейки. Стоп! Щука любит такие местечки! Не стать ли здесь неподалеку?..
Бросив якорь, я оснастил спиннинг, размахнулся удилищем и сделал заброс, так и не определив, где там в тумане легла блесна. Дал ей опуститься до дна, немного поддернул вверх и начал подматывать лесу. Через несколько оборотов катушки последовал тупой щучий «удар». Кончик удилища согнулся. Почин есть!
Щука брала жадно, будто торопясь насытиться еще до восхода яркого осеннего солнца.
Увлеченный, я забыл обо всем на свете. Чуть не при каждом забросе чудесная река одаривала меня новой зубастой хищницей. Давно окостенели пальцы, но в охотничьем азарте я все же ухитрялся делать заброс за забросом. И вдруг где-то послышался слабый стон. Печальный, словно крик неведомой птицы, он замер, растворившись в тумане. Правду сказать, я вздрогнул от неожиданности. Но тут же вспомнил предупреждение словоохотливого вахтера.
— Иван Семенович! — заревел я. — Ау! Как дела? Давайте скорей сюда!
— Какие там дела! — послышался голос совсем рядом. — Пустой! Без поклевочки!
И вслед опять стон — погромче.
— Гребите ко мне! Щука берет замечательно!
— Нет, не поеду! (Стон.) Я знаю, вы там на ямку угадали. В коряжничек. Маленькая ямка — двоим ловить тесновато. Только и будем блесной за блесну цеплять. Да и щука здесь пустяковая — хвосты. Я уж куда-нибудь дальше поплетусь. Погиб, совсем погиб! (Мучительный стон.)
— Да бросьте, Иван Семеныч! Подъезжайте скорее! Чем здесь щуки плохи? Устроимся!
Но лодка удалялась. Постепенно замирал стук уключин. Так он и уехал…
Какой спортсмен не порадуется такому улову? Семь янтарных «прогонистых» щучонок, тройка сизых горбатых окуней кувыркались в корме лодки… Килограммов шесть, пожалуй, будет! Ветерок потянул сильнее, туман исчез, и ослепительное солнце разлило в прохладном воздухе непередаваемую осеннюю негу.
Я уложил рыбу в рюкзак, сполоснул из деревянной бадейки скользкое от щучьей слизи днище лодки и с наслаждением потянулся…
Но где же все-таки Иван Семеныч?..
Вдали, под желтым обрывом крутого берега, маячила одинокая лодка… Пожалуй, он!.. Я взялся за весла.
Рыболов издали напоминал мальчика. Небольшого роста, в кургузом пальтишке, стоя, он ловко орудовал спиннингом. Вдруг Иван Семеныч быстро нагнулся к воде. Значит, тоже что-то поймал.
И опять раздался стон:
— Вот не везет!.. Что же делать-то? Тут от базы до станции верных три километра. (Тяжкий стон.) А у них, дьяволов, вторые сутки, как машина поломалась. Хозяева тоже называются… Как теперь доберешься?.. Погиб, совсем погиб! (Душераздирающий стон.)
Я подогнал свой ялик вплотную и ахнул. Лодка Ивана Семеновича была завалена форменными крокодилами. Самая крупная моя рыбина и в половину не тянула его рядовой.
Не выдержав, я громко расхохотался. Так вот, оказывается, почему он стонал!
— Рыбак рыбака в беде не бросает, — сказал я. — Дотащим как-нибудь. Помогу. Если через часок тронемся, то к полуденному поезду вполне успеем.
— Милый! — засуетился Иван Семенович. — Дорогой человек! Душа! Не знаю, как и благодарить. Значит, уважишь старого грешника?.. И уж если так дело оборачивается, какого пса сейчас от добра уезжать? Вон она как берет! Ты только гляди!.. Давай с ночным поедем! Поедем с ночным поездом, золотой ты человек! Ну-ка, подайся в сторонку, а то, неровен час, крючком не зацепить бы!
И с радостным стоном он чиркнул удилищем по воздуху и далеко метнул блесну.
И вот что характерно
— Двенадцать кило! — сказал Всеволод Михалыч, подтягивая лямку плотно набитого рюкзака и делая выпад левым плечом, словно наступая на неведомого противника. — Пожалуй, даже с походом. Насчет веса я, брат, точен. Аптека! Да, по совести сказать, разве это груз?.. Помоложе был, по три пуда на горбу таскал. И то ничего! И вот что характерно — все ведь рыбаки такие… То есть рыболовы-спортсмены. На природе не ощущают усталости. Как это?.. Ну да!.. Абстрагируются от нежелательных ощущений. Это, брат, не в городе!.. Хотя бы взять и сейчас. А воздух, замечаете, какой? Тэ-же! Ей-богу! И соловушка разливается. Слышите? Будто консерваторию, шельмец, закончил. С золотой медалью. Лауреат!.. Но погода-то, погода! И все живое на свет повылазило. Замечаете? И мошки, и козявки всякие, и комарики… Красота!
Мы выбирались после удачной рыбалки на глухую проселочную дорогу. Путь предстоял не близкий, километров семь. Хотелось пить, есть, спать. Место было болотистое, кочковатое. Порой ноги чуть не до колен увязали в жидкую черную грязь. Хорошо еще, что спасала ледяная подошва там, внизу. Поздно в этом году оттаивали переславские болота.
