Вокальные параллели - [4]

Молодые! Неужели репродукторы, денно и нощно мяукающие над вашим ухом опиумно-кокаинные шедевры, не вызывают у вас тошноты?

Мы, итальянцы, привыкли говорить: оперную музыку — народу. Но народ не любит оперной музыки, ибо никто не желает бередить его самолюбие напоминанием о том, что был когда-то расцвет итальянского вокала и что расцвет этот спас духовное единство и престиж страны в эпоху рабства, к которому Европа приговорила нас в наказание за цивилизацию Возрождения. Народ наш попросту не знает, что благодаря вокалу Италия некогда царила — и могла бы еще царить — над миром.

Повторяю — речь здесь идет не столько об истории отдельных вокалистов, сколько об истории вокала. Сопоставляя голоса с родственными данными и схожим творческим почерком на базе общего историко-эстетического критерия, я хотел нарисовать картину того, как великое искусство целой нации господствовало над миром, выполняя миссию высочайшей и совершеннейшей гуманности.

Книга эта — сигнал SOS, бросаемый миру музыки представителем группы индивидуальных голосов.

Автор не претендует на то, чтобы охватить всю эпоху эволюции оперы. Эта эпоха простирается от 1599 года до наших дней, и потребовалось бы создать не один, а десять толстых томов, чтобы выполнить критическое исследование подобного рода. Но зато автор может надеяться, что дал живое представление о вокалистах последних ста лет, сопоставив их творчество, — попытка, которая до сих пор не предпринималась ни в Италии, ни за рубежом. В основе этих вокальных параллелей лежат личные наблюдения автора, а также рассказы людей — таких, как Антонио Котоньи, Маттиа Баттистини и др. — в объективности которых сомневаться не приходится. Использованы также биографии некоторых выдающихся певцов XIX века.

Автор намеренно не останавливался на некоторых вокалистах, которые, будучи достойными упоминания, не отражают все же духа своей эпохи или определенного исторического момента. Приведенного материала вполне достаточно, чтобы утверждать: история вокального искусства — это, быть может, и забытая, но важная глава в истории нашей культуры, нашего общества.

Джакомо Лаури-Вольпи

Сопрано

Латиняне называли сопрано acutissima vox (очень высокий голос), в отличие от контральто (acutae proxima vox — голос, близкий к высокому), тенора (media vox — средний голос), баритона (gravis vox — низкий голос) и баса (ima vox — очень низкий голос).

По-итальянски слово «сопрано» употребляется не в женском, а в мужском роде, потому что в прошлом обладатель такого голоса мог оказаться как мужчиной, так и женщиной. В самом деле, сопрано XVII века были певицы, а в XVIII веке их вытеснили певцы-кастраты. В течение этих двух веков борьба между сопрано-женщинами и сопрано-мужчинами шла с переменным успехом, пока, наконец, женские голоса не утвердились прочно и навсегда.

Легкие сопрано

Зачислим с самого начала в эту категорию те феноменальные голоса (Малибран, Паста, Гризи, Патти), которые, хотя и справлялись со всем женским репертуаром, от контральтовых до сопрановых партий, все же наибольшую известность стяжали именно как легкие сопрано, приводившие слушателей в восторг совершенством предельно высоких нот.

Все они прямо или косвенно вышли из школы Мануэля Гарсиа, процветавшей в Париже в начале XIX века. В ней одаренные композиторы и певцы изучали искусство речитатива, нормы артикуляции, фразировку, пение легато и стаккато, учились верно акцентировать и рассыпать каскады колоратур. Они постигали фиоритуры и трели, каденции и ферматы, овладевали различными стилями. Им прививались навыки правильного дыхания. В течение семи лет они пели вокализы и арии, подобранные таким образом, чтобы обеспечить постепенное и полное развитие голоса. Ни один композитор, окончивший школу Гарсиа, не покушался нарушить пределы, установленные человеческому голосу природой, за которыми начинается упадок, а подчас и смерть голоса.

К концу XIX века легкие сопрано стали суживать свой репертуар, ограничиваясь партиями, непосредственно для них написанными. Ни Тетраццини, ни Барьентос, ни Тоти Даль Монте, ни Лили Понс не осмелились бы даже подумать о «Гугенотах», «Семирамиде», «Норме» или «Трубадуре».

Мария Малибран (1808–1836)

Случаю было угодно, чтобы Мария Фелисита Гарсиа-Малибран, андалузка, потомственная артистка, появилась на свет в Париже, где ее отец, Мануэль Гарсиа, человек огненного темперамента, был принужден искать убежища (испанская полиция разыскивала его за убийство какого-то часового, которое Мануэль совершил защищаясь). Фамилией своей Мария Фелисита обязана некоему французскому банкиру, с которым познакомилась в Северной Америке и за которого скоропалительно вышла замуж, чтобы вырваться из-под гнета железной отцовской дисциплины. Однако именно отцу и установленной им дисциплине «дикая» Малибран должна быть признательна за свои артистические триумфы, за пылавший в ней огонь вдохновенья, за вкус и фантазию.

Она обладала голосом «тройного» объема, диапазон которого охватывал контральтовый, меццо-сопрановый и сопрановый регистры. И эта обширность диапазона не влияла на однородность и масштабность ее звука, на легкость его эмиссии. Иначе говоря, речь шла не о трех отдельных голосах в одной гортани, но об одном голосе, звучавшем в трех регистрах. Это был своего рода «триединый» голос, не имевший ничего общего с голосами сегодняшнего дня, которые режут ухо своей регистровой пестротой.