Воины Света. Тайна Кранга - [101]

В квартире он не очень удивился, обнаружив, что все его ценное и полезное имущество умещается в одну сумку. Он почувствовал лишь легкий укол сожаления. Он огляделся, ища, чего бы еще взять, но постель не влезла бы, равно как и его портативная кухня. В любом случае он сомневался, что будет испытывать на корабле недостаток в том и другом. Воспоминания же удобно хранились где-то в другом месте. Он повесил сумку на плечо и покинул комнату.

Консьержка осторожно поглядела на него, когда он приготовился оставив ей ключи. Она была в общем-то хорошей женщиной, но отличалась необыкновенной подозрительностью. В ответ на ее настойчивые расспросы он сказал только, что отправляется в довольно продолжительное путешествие и понятия не имеет, когда вернется. Нет, он не скрывается от закона. Он видел, что женщина страдает болезнью, известной как пристрастие к телевидению, и ее воображение соответственно отравлено. Не сохранит ли она комнату за ним до его возвращения? Сохранит… за четырехмесячную квартплату, авансом, если позволите. Он предпочел не спорить и заплатить. Это отрезало большой кус от недавно заработанных ста кредитов, Но он обнаружил, что спешит как можно быстрее истратить эти деньги.

Он вышел в ночь. Его рассудок подумывал о сне, но тело, напряженное от скорости, с которой двигались вокруг него события, категорически не соглашалось. Сон стал невозможен. И на улице было приятно. Он двинулся на огни и шум, погружаясь в знакомую горячку рынка. Он смаковал ночные запахи продуктового полумесяца, хриплое уханье пекарей, продавцов и лотошников, здоровался со знакомыми и тоскливо улыбался иногда изящному личику, выглядывавшему из пастельно освещенных окон менее респектабельных салунов.

Бывало, он замечал особенно знакомое лицо. Тогда он лениво подходил, и они некоторое время дружески болтали, обмениваясь рассказами и сплетнями, которых у Флинкса всегда имелся большой запас. Потом богатый торговец или бедный нищий трепал на счастье ему рыжие волосы, и они расставались.

Если бы джунгли можно было организовать и обложить налогами, их назвали бы Дралларом.

Он прошел почти милю, когда заметил легкое посветление западного небосклона, означавшее приближение первого тумана (настоящей зари на Мотыльке не бывало). Время летело быстрей, чем ожидалось. Вскоре ему надо быть в порту, но осталось сделать одно последнее дело.

Он резко повернул направо и заспешил по хорошо известным ему переулкам и проходным. Поближе к центру рынка, где ночью было тише, чем на окраинах, он вышел к крепкому небольшому щитовому зданию. На его стенах рекламировались все виды металлических изделий, какие только продавались. На внутренней стороне двери имелся цифровой замок, но он знал, как обойти это препятствие, и осторожно закрыл за собой дверь.

В маленьком здании стояла темень, но свет просачивался в открытые края крыши, пропускавшие воздух, но не воров. Он тихо прокрался в заднюю комнату, не нуждаясь даже в этом сумеречном свете. Старуха спала там, тихо храпя, на простой, но с роскошным одеялом постели. Дышала она неглубоко, но ровно, и на древнем лице играло то, что можно было назвать понимающей улыбкой. Конечно, чушь. Он постоял несколько долгих мгновений, глядя на морщинистое пергаментное лицо. Затем нагнулся. Мягко откинув в сторону хорошо причесанные седые волосы, он один-единственный раз поцеловал костлявую щеку. Женщина пошевелилась, но не проснулась. Он отступил из комнаты так же тихо, как вошел, не забыв запереть за собой замок на главной двери.

Затем повернулся и двинулся проворной трусцой в направлении челночного порта. Пип каменно дремал у него на плече.

VII

Огромный порт располагался на приличном расстоянии от города, чтобы его дым, шум и торговая суета не мешали делам народа и сну короля. Идти туда было слишком далеко. Он остановил запряженного мипахом рикшу, и возница направил быстроногого зверя бегом в порт. Мипахи бегали проворно и могли огибать пробки, созданные более современным транспортом. Это был спортивный способ путешествовать, и свистевший ему в лицо влажный ветер стирал последние остатки начавшей одолевать сонливости. Так как животные являлись чистыми спринтерами и годились только для одной долгой пробежки на час, они были очень дороги. Они пролетали мимо более медленных машин и больших грузовиков на воздушной подушке, везших тонны товаров из порта. Бедняки Мотылька шли по обочине шоссе, как ходили веками и, несомненно, будут ходить еще века. На Мотыльке не имелось общественных движущихся тротуаров, какие можно в изобилии встретить в столицах более цивилизованных планет. Помимо их дороговизны, кочевое население имело склонность нарезать их на металл.

Когда он добрался до района рядом с суетой коммерческих пусковых шахт, находящегося, по его мнению, поблизости от частных причалов, он расплатился с возницей, выгрузился и поспешил к большим трубообразным зданиям. Он неплохо знал расположение порта благодаря своим многочисленным экспедициям сюда в детстве. Он не мог догадаться, откуда у него взялся интерес к этому месту. Уж, конечно же, не от Матушки Мастифф. Но порт с раннего возраста всегда завораживал его своей связью с другими мирами и расами. Когда ему удавалось ускользнуть от бдительного родительского ока, он добирался сюда, часто проходя весь долгий путь на коротких нетвердых ногах. Он часами сидел около поседевших старых матросов, посмеивающихся над его интересом и рассказывавших свои даже более старые, чем они, повести о пустоте космоса и точечках жизни и сознания, рассеянных по нему. А он почтительно внимал, жадно впитывая услышанное. Бывали случаи, когда он оставался до темноты, а потом очень осторожно крался домой, всегда в поджидавшие и дающие нагоняй объятия Матушки Мастифф. Но в порту он делался разве что не загипнотизированным. Больше всего он любил рассказы о межзвездных грузовозах, этих огромных, похожих на дирижабли судах, преодолевавших громадные расстояния между обитаемыми мирами и перевозивших странные грузы и еще более странных пассажиров.