Воины Солнца и Грома - [92]

— Слава Чернобогу, владыке земному и подземному! — воздел руки старик.

— Слава и тебе, упырю нашему! — поклонились ему женщины.

Старик протяжно завыл по-волчьи. Женщины, разом упав на четвереньки, подхватили этот вой, а из глубины леса им откликнулись — люди ли, волки? Не переставая выть, женщины вскочили на ноги и завертелись под оглушительные удары бубна. Старик с рычанием выхватил одну из них, бросил на кровавую плиту и навалился сверху… Вышата дернул грека за полу, и они неслышно двинулись назад.

— Там — Лихослав со своими ведьмами, — сказал Вышата, вернувшись к костру.

— Так пойдем и изрубим всех! — вскочил Сигвульф.

— Нет, — покачал головой Вышата. — Это же Лысая гора, капище Чернобогово. Там сейчас столько лихой силы — семеро волхвов не устоят… Завтра нужно будет засветло пройти через Бесово болото, пока там нечисть не разгулялась.

— Лихослав этот, что, мертвец? А из ведьмы кровь пил?! — стал спрашивать грек.

— Нет. Упырем зовут колдуна, над ведьмами старшего. После смерти он настоящим упырем становится. А сейчас ему бабы для другого нужны…

Из-за буреломов к Бесову болоту вышли только к вечеру. Поглядывая на заходящее солнце, путники торопливо пробирались по гребню длинного, узкого, поросшего деревьями холма, делившего болото надвое. А по сторонам далеко тянулись заросли высоких, в человеческий рост, камышей и хвощей. Из зарослей доносились шорохи, хрюканье, визг, по временам — ехидный смех и глухой зловещий хохот. Немилосердно докучали комары. Вышата бормотал заклинания. Шедший позади Сигвульф крутил громадные кукиши. Если б не Ларишка, ругнулся бы по-матерному — тоже венедское средство от нечистых.

Солнце село. К хохоту и визгу прибавились вой, рычание, рев. Черные мохнатые фигуры появлялись и исчезали среди камышей, блестя красными глазищами. Вдруг деревья расступились. На полянке в ряд стояли копны сена. Кто его только косит в таком месте? Внезапно из-за кустов вылетел большой черный клубок и сбил с ног Вышагу. Тяжелое колесо таким же ударом свалило с ног Сигвульфа. Копны сами двинулись с места, обрушились на путников, оглушили, ослепили, прижали к земле. Из-под копны вывернулся лишь Хилиарх. Вскочив на ноги, он увидел: копны обратились в ведьм и те вяжут его товарищей, а на помощь ведьмам из зарослей бегут похожие на больших обезьян остроголовые существа, поросшие шерстью.

Прямо на грека выбежало из кустов диковинное существо: вроде человека, в черной одежде, а голова… собачья, с единственным глазом посреди лба. В ужасе Хилиарх помчался, не разбирая дороги. Он успел еще заметить тохарку, отбивавшуюся кривым мечом от целой своры волосатых демонов… Ветви хлестали по лицу, сучья рвали одежду и в кровь царапали тело, а за спиной ни на миг не умолкал басовитый злобный лай. Вдруг нога провалилась в трясину, и тут же на лодыжке сомкнулась волосатая лапа, а из осоки сверкнула глазами остроконечная голова. Коротким римским мечом Хилиарх с силой рубанул по лапе, и искалеченный демон с воем погрузился в болото. А громадный кинокефал уже навис, разведя мощные руки. Грек сделал быстрый выпад — прямо в клыкастую пасть, отскочил назад и побежал еще быстрее, преследуемый визгом и рычанием. Боги бессмертные, где бы спрятаться от этих скифских ужасов?

Вдруг между деревьями блеснул огонек, и беглец увидел бревенчатую избушку, поднятую над землей на толстых сваях локтя на два. Он с силой заколотил рукоятью меча и кулаком в дверь.

— Кого черти несут среди ночи? — отозвался женский голос.

— Не несут, а гонятся за мной. Откройте, ради богов!

Дверь открыла статная женщина лет тридцати с распущенными светло-русыми волосами. Грек вскочил в избушку, хозяйка задвинула засов, а в слюдяном окошке уже показалась разъяренная собачья морда.

— Пошел вон! Перунова топора хочешь?

Женщина замахнулась каменным топором, и чудовище, огрызнувшись, скрылось.

Хилиарх окинул взглядом неярко освещенное лучиной жилище. Широкая лавка, стол, простой глиняный очаг, стены, увешанные пучками трав и змеиными шкурами, чучело ворона, волчий череп…

— Что ж это ты от чертей к ведьме прибежал? Милана я, колдунья.

Рука беглеца сжала рукоять меча.

— Да не бойся, я ведьма не ученая, как все эти стервы Лихославовы, а рожденная. Они только вредить могут, а я — и помогать. У меня от рождения хвост и по хребту черная полоса. Хочешь, покажу? — Она лукаво подмигнула, потом расхохоталась. — Нет! Я маленьких да чернявеньких не люблю. Лихослава, старого черта, любила, пока не подарил ему Сауасп эту Чернаву-Сарматку. Она-то из наших, только долго в сарматском плену была… Да что это я! Поешь-ка щей да расскажи, кто таков?

Обычно скрытный и недоверчивый, Хилиарх на этот раз ничего не утаил. Слушая его, Милана мрачнела.

— Плохо дело. Завтра как раз полнолуние. Принесет их всех Лихослав нечисти лесной в жертву. Ничего! К вечеру проберемся в село, а там — увидим, чьи чары сильнее. Упыря этого с его кодлом многие не любят, только боятся… А пока — ложись, спи. Я тебе шкуру медвежью постелю. Ты, гречин, славный воин: черту лапу отрубил, а песиголовцу зубов убавил! Куда уж нашим мужикам запуганным…