Воины Солнца и Грома - [113]

Радо вошел в жарко натопленную, увешанную персидскими коврами и устланную медвежьими шкурами владычью келью. В удобном деревянном кресле восседал уже облаченный в расшитые золотом ризы, с эмалевой панагией на груди епископ Руси Михаил. Большие черные глаза пронзительно глядели из-под густых черных бровей. Сильная рука властно сжимала посох моржовой кости. В руках молчаливого раба-сарацина Ильяса переливалась каменьями золотая митра.

— Колядовал небось, отроче неразумный? Не отговаривайся, знаю — врать не умеешь. Дабы на праздник не грешил, вот тебе княжья грамота. В Родень, посаднику Твердиславу. Всенощной можешь не отстаивать, но чтобы выехал засветло.

Из-за стены доносились крики и брань.

— Слышишь — Шумила-палач лютует? Изругал отца духовного и теперь вместо епитимьи весь день работает.

«И зачем он келью себе рядом с застенком устроил?» — думал Радо, пробираясь через задний двор в комнату ключницы Миланы. Немолодая бездетная ключница заменила ему, безродному сироте, мать. Семнадцать лет назад воины Аскольда нашли на берегу Дуная иссеченного болгарского воина, а рядом с ним — младенца. «Радо», — только и успел проговорить умиравший. Целые роды погибли в тот год: князь Борис крестил тогда Болгарию.

— Ешь, дитятко! От пира много вепрятины осталось, и меда я тебе приберегла. Много ли наколядовал?

— Княжью службу — ни свет ни заря скакать в Родень с грамотой. Не пойму уже, кто на Руси князь — Аскольд, Дир или Михаил?

— Берегись ты, сынок, владыки! Говорят, чернокнижник он. Сама не раз слышала: говорит с кем-то в келье, а голоса — будто звериные. А то еще лежит, ну точно мертвый, а Ильяс тогда всех гонит: почивает-де владыка.

— Известно, какие он чудеса в келье с холопками творит. А то и с боярынями молодыми, — беззаботно усмехнулся юноша, налегая на сочное мясо.

— А еще говорят: служит ему Черный Бес. В черной хламиде греческой, и лицо будто у покойника. Ходит тот бес ночами по Киеву и все крамольные речи слышит. А потом людей к Шумиле тащит…

— То холопы владычьи по городу шныряют. Да прихожане на исповеди, да бабы языкастые. Вот и знает Михаил все про всех…

* * *

Вечер следующего дня застал Радо в селе на полпути к Родню. Войдя в корчму, юноша неожиданно увидел чернобородого улыбчивого Оврама Мировича.

— Здравствуй, Радо! Не удалось тебе у меня поколядовать, так я тебя хоть тут угощу. Исаак, вина на двоих и баранины дружиннику!.. Да, тяжела княжья служба. И в праздники покоя нет. А ведь твой род, может быть, не ниже боярского.

— Откуда мне ведать? Сирота я, только и знаю, что болгарин.

— Мудрость Каббалы может открыть многие тайны. Гляди!

Мирович поставил на стол серебряную чашу, покрытую письменами и звездами о пяти и шести лучах, налил воды и стал плавно водить над ней руками, шепча неведомые слова. Вода вдруг забурлила, потом успокоилась, и в ней показались лица воина с пышными висячими усами и длинной прядью волос на бритой голове и женщины с распущенными золотистыми волосами. Из-за плечей у нее выглядывали белые лебединые крылья.

— То родители твои. Если нужно, сможем имена их узнать, родичей твоих найти. Только… не даром, как и все в мире, сотворенном Иеговой. Узнаешь, о чем у князей говорили, — мне расскажешь. Повезешь куда грамоту — мне покажешь.

— Вот как! А если я скажу князьям, куда ты нос сунуть норовишь?

— Ты уверен, что они этого без тебя не знают? Лишь глупец станет ссориться с кагалом. Одно письмо в Итиль — и русские меха вдруг подешевеют вдвое. Мой отец принял иудейскую веру и, как видишь, не прогадал. Подумай, я тебя не тороплю.

Мирович поднялся из-за стола и ушел вместе с корчмарем. Радо уже окончил ужин, когда в корчму ввалились трое варягов и низенький худощавый мадьяр. Краснорожий варяг со щетинистой бородой хлопнул юношу по плечу.

— С праздником, Радо! Ты когда вернешь четыре ногаты?

— Когда это я занимал у такого, как ты? А если тебе, Скегги Задира, выпить не на что, так я не виноват.

— Что?! Оскорблять викингов? В Англии мы за меньшее сжигали села.

— А здесь — Русь! И ты тут не викинг, а варяг. Наемник!

В следующий миг Радо едва успел отскочить к стойке, уворачиваясь сразу от трех длинных клинков. И тут из-за соседнего стола поднялся вислоусый безбородый воин в полушубке, стянутом черным поясом с серебряными бляхами. Длинные седеющие волосы цветом напоминали волчий мех полушубка.

— А не много ли вас на одного?

— Что тебе до него, Хадобард? Ты ведь гот, а мы тоже с Готланда.

— А ну, прикрой сзади!

С мечом в руке Хадобард вскочил на стол. Из двух бросившихся к нему варягов один тут же отлетел к двери от удара сапогом под челюсть. Звон стали огласил корчму. Сзади Радо сдерживал напор разъяренного Скегги Задиры. Заметив краем глаза, что мадьяр снимает с пояса аркан, дружинник швырнул скамью под ноги Задире и, пока тот поднимался, успел перерубить кожаную змею, упавшую было на шею Хадобарда. Выбив клинок у второго противника, гот обернулся к Скегги и обрушил ему на голову удар плашмя, мигом повергший яростного викинга. Сопровождаемый здоровенным холопом с дубиной, в комнату вбежал корчмарь.

— Вон из моей корчмы, буяны! Не то скажу старейшине связать вас и отвести в Киев!