Воины - [55]

И так без конца. И каждое безбожное слово жжется, колется, зудит...

Кому нужно знать все эти бесполезные вещи?

Он родился на одной из христианских кооперативных ферм на плоских и пустынных равнинах Завета. Ребенком его привезли в Новый Иерусалим, в качестве кандидата в элитное подразделение Стражей. Когда он впервые увидел белые башни и золотые купола величайшего города родной планеты, Кайн подумал, что так, должно быть, выглядят небеса. Теперь, когда перед ним вставал Эллада-Сити, столица планеты Архимед, оплот врагов его народа, он выглядел куда огромнее, чем даже его детские, сильно преувеличенные впечатления от Нового Иерусалима: громадный город без конца и края, замысловатый бело-серо-зеленый узор из непонятных строений, выровненных по линеечке парков и кружевных поликерамических небоскребов, которые слегка покачивались в облаках, точно водоросли на дне моря. Масштабы этого города поражали и подавляли. Впервые в жизни Плач Кайн на миг усомнился — нет, не в праведности своего дела, но в неизбежности его победы.

Но он тут же напомнил себе то, что Господь сказал Иисусу Навину: «Вот, Я предаю в руки твои Иерихон и царя его, и находящихся в нём людей сильных...»

«Вы уже пробовали «Сливочные хрустики»? — голос ворвался в его мысли, точно клаксон. — Попробуйте непременно! Вам понравится! В любом продуктовом отделе! «Сливочные хрустики» — хрустящие сливки! Мам, не будь стервой! Купи мне «Сливочные хрустики» — три пачки сразу!»

«Царствием земным владеет диавол, — любил говорить один из его любимых учителей. — Но даже ему, с его высокого трона, не разглядеть Града Небесного!»

«Светящаяся подкожная татушка в каждой пачке! Просто вотри ее под кожу — и сияй!»

«Господи Иисусе, сохрани и защити меня в этой темной бездне и дай мне сил еще раз выполнить Твое дело! — молился Кайн. — Я слуга Твой! Я слуга Завета!»

Оно не умолкает ни на секунду. После того как челнок приземлился и их вывели через шлюзы в космопорт, оно сделалось еще назойливей. «Не забывайте мудрое изречение... качество воздуха сегодня около тридцати по шкале Тян-Фу... впервые прибывшие на Архимед, пожалуйста, пройдите сюда... постоянные жители планеты, пожалуйста, пройдите туда...», где стать, что сказать, что приготовить. Рестораны, ленты новостей, информация транспортной службы, расселение в гостиницах, иммиграционное законодательство, экстренные службы и болтовня, болтовня, болтовня... Кайну хочется завизжать. Он смотрит на уверенных, самодовольных жителей Архимеда, снующих вокруг, и ненавидит каждого из них. Как можно ходить, улыбаться, разговаривать друг с другом, когда в голове это вавилонское смешение языков, а в сердцах нет Бога?

«Налево. Идите по зеленой дорожке. Налево. Идите по зеленой дорожке». Это даже не люди, это не могут быть люди — так, грубые подобия человека. И каково разнообразие голосов, которыми изводит его это семя! Пронзительные и басистые, тараторящие и вкрадчивые, неторопливые и рассудительные, взрослые, детские, с разными акцентами, большей части из которых он даже не узнает и понимает с трудом! Его благословенный Дух всегда говорил одинаково, одним и тем же голосом. Он отчаянно тоскует по ней. Да, он привык думать о Духе как о женщине, хотя это с тем же успехом мог бы быть спокойный, нежный голос мальчика. Впрочем, это неважно. Земные половые различия не имеют значения там, наверху, святые ангелы Божии не имеют пола. Дух был его постоянным спутником с малолетства, его советником, его неразлучным другом. А теперь у него в мозгах языческое семя, и, быть может, он никогда больше не услышит ее благословенного голоса...

«Я не оставлю тебя и не покину тебя». Так сказал ему Дух в ту ночь, когда он был окрещен, в ту ночь, когда он — она — впервые заговорила с ним. Ему было шесть лет. «Я не оставлю тебя и не покину тебя».

Нельзя думать об этом. Разумеется, не следует думать ни о чем, что способно поколебать его мужество, его решимость исполнить свою миссию, но дело не только в этом. Есть и более серьезная опасность: определенные мысли, будучи достаточно сильными, способны привлечь внимание детекторов космопортовской службы безопасности, настроенных на определенные характерные паттерны мозга, особенно повторяющиеся.

«Один мудрый человек с нашей родной планеты сказал: «Человек есть мера всех вещей...» Нет, чуждое семя не желает, чтобы он думал о чем-то еще.

«Вам никогда не хотелось поселиться в Священнодубской Гавани? — перебил другой голос. — Всего двадцать минут от делового центра, и вы окунаетесь в иной мир, мир покоя и комфорта...»

«...И несуществующих, что они не существуют», — закончил первый голос, снова выплывая на поверхность. — Другой мудрец сказал еще точнее: «Люди делятся на две категории: умные, не имеющие религии, и религиозные, не имеющие ума».

Кайна пробирает дрожь, несмотря на идеальный искусственный климат. «Надо затушевывать мысли!» — напоминает он себе. Он изо всех сил старается раствориться в бормотании голосов и мелькании лиц вокруг, превратиться в бессмысленного, бессловесного зверя, чтобы спрятаться от врагов Господа.

Разнообразных механических часовых и двоих живых охранников он минует без труда, как и рассчитывал, — братья-военные хорошо подготовили его маскировку. Он стоит в очереди к последнему пропускному пункту, когда замечает ее, — по крайней мере, он думает, что это именно она: маленькая смуглокожая женщина, которую волокут под локти два космопортовских охранника, одетых в тяжелую броню. На миг их взгляды пересекаются, она смотрит ему прямо в глаза — а потом снова опускает голову, довольно убедительно изображая стыд. Сквозь туман архимедианских голосов в памяти всплывают слова из инструктажа: «Сестра-мученица», однако он поспешно затушевывает их. Если и есть слово, которое способно насторожить детекторы, так это «мученица».