Воины - [279]

— Прочная и тяжелая, — горестно вздохнул сир Утор, — и к тому же она слишком велика для человека обычного роста. Вы необычайно велики ростом, Дункан Высокий. Что же до вашего коня, он слишком стар, чтобы на нем ездить, и слишком жилист, чтобы его съесть.

— Гром, конечно, уже не так хорош, как прежде, — признался Дунк, — и доспехи у меня великоваты, туг вы правы. Но вы могли бы их продать. В Ланниспорте и Королевской Гавани достаточно кузнецов, которые охотно избавят вас от них.

— Ну да, за десятую часть стоимости, — сказал сир Утор, — и только затем, чтобы их переплавить. Нет! Мне нужно звонкое серебро, а не старое железо. Нашей, королевской монетой. Так вы собираетесь платить выкуп за свое оружие или нет?

Дунк, хмурясь, крутил в руках чашу для вина. Чаша была из литого серебра, с цепочкой золотых улиток вдоль края. Вино в чаше тоже было золотистое и крепкое.

— Да я бы заплатил, кабы было чем. Заплатил бы с радостью. Но только...

— Но только в вашем кошеле и нары оленей не бодается.

— Если бы вы могли... могли одолжить мне моего коня и оружие, я бы заплатил вам позднее. Как только добуду денег.

Улитка усмехнулся.

— И где же вы их добудете, а?

— Поступлю на службу к какому-нибудь лорду, или... — Он с трудом выдавливал слова, чувствуя себя попрошайкой. — Может быть, на это уйдет несколько лет, но я непременно расплачусь! Клянусь вам!

— Своей рыцарской честью?

Дунк побагровел.

— Я могу оставить знак на пергаменте.

— Расписка межевого рыцаря на клочке бумаги? — сир Утор закатил глаза. — Этим только задницу подтереть!

— Но вы ведь тоже межевой рыцарь!

— Вы меня обижаете. Я еду куда хочу, не служу никому, кроме себя самого, это все правда, но... прошло уже много лет с тех пор, как я в последний раз ночевал на меже. В тавернах куда удобнее, знаете ли. Я турнирный рыцарь, лучший, какого вам когда-либо доводилось или еще доведется встретить!

— Лучший?! — его заносчивость взбесила Дунка. — Возможно, Смеющийся Вихрь с вами не согласился бы, сир. Как и Лео Длинный Шип, как и Бракенский Зверь. На Эшфордском турнире никто и не слыхивал об Улитке. С чего бы это, раз вы такой знаменитый боец?

— А я разве говорил, что я знаменитый боец? Знаменитого бойца ждет слава. А по мне, лучше уж оспа. Премного благодарен, я предпочитаю оставаться неизвестным. Я одержу победу в следующем круге, но в последнем поединке проиграю. Баттервелл обещал тридцать драконов рыцарю, который останется вторым — и это меня вполне устроит... как и несколько приличных выкупов и выигранные заклады.

Он указал на груды серебряных оленей и золотых драконов, лежащие на столе.

— Вот вы выглядите здоровяком и высоки ростом. Высокий рост всегда производит впечатление на глупцов, хотя на турнирах от него толку все меньше и меньше. Уиллу удалось поставить на меня на три к одному. А лорд Шоуни, тот вообще дал пять к одному, глупец!

Он взял со стола серебряного оленя и раскрутил его щелчком длинных пальцев.

— Следующим рухнет Старый Бык. Потом рыцарь из Ивняков, если он, конечно, дотянет. Принимая во внимание разыгравшиеся страсти, я думаю, что могу рассчитывать на неплохие ставки. Простецы любят своих местных героев.

— В жилах сира Глендона течет кровь героя! — выпалил Дунк.

— О, надеюсь, надеюсь. Кровь героя — это два к одному. За кровь шлюхи дают куда меньше. Сир Глендон направо и налево хвалится своим отцом, но вы заметили, что он ни разу не упомянул о своей матери? У него есть на то причины. Он родился от солдатской шлюхи по имени Дженни. Дженни-Пенни, звали ее до битвы на Багряном Поле. В ночь накануне битвы она переспала с таким количеством мужиков, что с тех пор ее звали не иначе как Дженни Багряное Поле. Она спала с Квентином Молнией, в этом я не сомневаюсь, как и с сотней других мужчин. Так что, сдается мне, наш приятель Глендон принимает желаемое за действительное. Он ведь даже не рыжий!

«Кровь героя...» — подумал Дунк.

— Но он утверждает, что он рыцарь.

— О, в этом я не сомневаюсь. Мальчишка и его сестра выросли в борделе, который назывался «Ивняки». После смерти Дженни-Пенни о них стали заботиться другие шлюхи, и они вбили мальчишке в голову историю, сочиненную его матерью, — что он якобы сын Молнии. Старый оруженосец, живший поблизости, научил мальчишку, чему мог, в уплату за пиво и девок, но, поскольку он был всего лишь оруженосец, он не мог посвятить маленького бастарда в рыцари. Однако полгода тому назад в бордель завалилась компания рыцарей и некоему сиру Моргану Данстейблу спьяну приглянулась сестрица сира Глендона. Но вышло так, что его сестра оказалась еще девственницей, а у Данстейбла не было денег за то, чтобы уплатить ей за утрату невинности. И они заключили сделку. Сир Морган посвятил ее брата в рыцари, прямо там, в «Ивняках», перед лицом двадцати свидетелей, а потом сестричка отвела его наверх и позволила ему сорвать ее цветок. Вот как оно все вышло.

Любой рыцарь может посвятить в рыцари другого человека. Будучи оруженосцем при сире Арлане, Дунк наслушался историй о людях, которые приобрели себе рыцарство в обмен на услугу или угрозами, или за мешок серебра, но про такое, чтобы рыцарство покупали в обмен на девственность сестры, он еще не слыхивал.