Воины облаков - [50]

Чаупи-тута весь день мотался по городу. Да, вобщем-то, суетились все. Но, зато, к вечеру, всё задуманое, выполнили. Десятка два этих странных штуковин, для метания камней построили на наиболее вероятных направлениях атаки. Возле них лежали аккуратные пирамиды, собраных за городской чертой камней. Маленькие камешки, для пращей, дети собирали в корзины и выставляли на городских стенах. Тут же лежали связки стрел. Горшки с зажигательной смесью были спрятаны до поры в сухом, закрытом месте, во избежание неприятностей. Много сделать их не смогли. Поздно подобрали состав, который и хорошо горел, и прилипал. Деревянных палочек, которые называли смешным словом “спички”, было не очень много. А их хотели приберечь ещё и для похода в сельву. Там ведь тоже могут быть всякие малоприятные сюрпризы.

К вечеру он так устал, что даже не знал, чего ему хочется больше: спать, Спать или СПАТЬ. Но, войдя в комнату посланников, он забыл про сон. На него таращилось чудище, занимающее полкомнаты. Всё в перьях и ярких лоскутах, оно извивалось на полу, а Анджей привязывал к нему верёвки, как-будто боялся, что оно уползёт за дверь. Он подошёл и осторожно тронул его пальцем.

— Р-р-р. Ам! — из за спины прорычала Ирина.

Чаупи-тута вздрогнул. Потом, увидев её улыбающееся лицо, подумал: “Кровь, война. для чего всё это? Если в мире есть смеющиеся девушки, облака среди горных вершин..

Он сел у огня и Олеся подсунула ему миску с бобами. Он ел машинально, глаза у него слипались и в последний момент он почувствовал, что еду успели подхватить из его разжавшихся ладошек.

— Ухайдакали ребёнка, — было последнее, что он услышал.

Но спасительный отдых не шёл к нему. Он видел болото в лесной чаще. Маслянистый проблеск змеиной кожи в воде. Крадущиеся фигуры между толстых стволов деревьев и перепутаного буйства зелёного подроста. Слышал резкие крики птиц. Высоко в небе бесшумно проскользнула гарпия. Раздался визг пойманой обезьяны и треск мелких веток. Он нагнулся и разглядел во влажной грязи следы рифлёных подошв. Тут прошли посланники. Но из чащи уже выбирались низкорослые воины. Он побежал. В спину раздался издевательский хохот. На бегу, он всё же старался не упускать с таким трудом найденых следов. Его не преследовали. Может быть не считали достойным опасения, а может думали, что всё равно рано или поздно настигнут его в лесу, напуганного и измученого.

Ему хотелось знать, чем же закончится этот страшный сон. Иначе в его душе навсегда останется сомнение, но он уже видел другую картину.

Храм. Он узнал его. Хотя, в этом сне, его высокие стены были изъедены временем и лесом. Тот город, что он видел в своём первом видении, ухоженым и полным жизни, был мёртвым и безлюдным. Остовы домов без крыш проросли зелёной порослью. Непуганые птицы орали громкими голосами. И только, прорубленая мачете, просека показывала, что здесь прошли люди. В чаще раздался треск. Крупное животное ломилось сквозь заросли. На открытое место выбежал крупный пекари. И тут же, с низким гортанным взрыком, на него навалился крупный самец ягуара.

Глядя зверю в глаза, он отступал медленно и осторожно, пока, бьющий хвостом, хищник не ухватил добычу за холку и, коротко, отрывисто порыкивая, потащил её в чащу. Ещё долго сердце, бьющимся комом, перекрывало дыхание. Наконец, часто оглядываясь, и стараясь унять дрожь в ногах, он всё быстрее и быстрее пошёл к стенам, за которыми его ждало что-то важное, чего так жаждала душа.

18ноября.

Город расположился на одинокой горе, со срезанной вершиной. Он спускался вниз четырьмя терассами. Верхняя была самой узкой. На ней выстроили только Дом Избраных. Он тоже представлял собой половинку ступенчатой пирамиды, со срезом заподлицо со склоном, по которому вилась узкая тропка, так измучившая на подходе наш отряд. Вход видно, если стать у подножья, лицом к городским воротам, которые и не ворота вовсе, а узкая расщелина. В самом широком месте, вначале, в ней мог стоять взрослый мучина, раскинувший руки в полный размах. Дальше всё уже. В конце, могла пройти лама со снятыми перемётными сумами. Весь проход охранялся лучниками, стреляющими с высоких стен. Ещё три таких щели ограничивали подъём на каждую последующую террасу, а так же в дом избраных.

Дом был последним прибежищем и перекрывался ещё и решёткой из медных полос, где каждое сочленение связывалось иксобразно более тонкими полосками металла. Решётка опускалась мгновенно по каменным пазам, стоило лишь одним ударом выбить, держащий её, стопор. Поднимали её, при помощи тросов, четыре сильных воина и, в мирное время, она была всегда открыта.

Вершина пирамиды — площадка, где-то, тридцать на тридцать метров, с трёх сторон огороженая стеной до пояса. Ограждение, над отвесной частью горы, поднималось к середине и заканчивалось золотым диском солнца. Его нижние лучи, вмурованные в камень, создавали ощущение, что солнце восходит из-за горы.

Предрассветный туман глушил звуки барабанов, подходящего к городу войска, но всё равно, его услышали издалека. Сделанные из кожи побеждённых вождей, они рокотали гулко. Пронзительно визжали костяные дудки… Да-да, кости тоже были человеческими. Армия выглядела огромной, да и было там не меньше тысячи воинов. Так, во всяком случае, показалось мне. Но, может быть, это только видимая часть чего-то большего? Впрочем, у страха глаза велики. Солдаты выстраивались клином. Завыли раковины-трубы. Ни дать-ни взять киношная постановка. Но сейчас и мы добавим своего декора. Туман рассеивался и клочьями вился только у вершины горы. Потом первый луч восходящего солнца ударил в золотой диск, и над горой начал подниматься чудовищный дракон. Трубы резко смолкли, над полем раздался громкий общий вздох. Дракон поднимался выше и выше и уже пел-высвистывал множеством голосов странную какофонию звуков разных тонов. На фоне золотого солнца стояли две маленькие фигурки в ослепительно-белом, как-будто удерживая чудовище на длинной привязи, чтоб он не сорвался и не спикировал с высоты на подходящее войско.