Воины облаков - [33]

Во время праздника пришлось тяжелее всего. Толпа всякий раз старалась унести от него Тупака. Это всё, конечно уже после того, как окончилась церемония у храма. Там всё было расписано, как по нотам и у учеников шамана было своё место в процессии. А вот уже у Дома всё перемешалось. Найдя точку, с которой можно было видеть и место, где проходили основные события и наблюдающий за ними Тупак, Чаупи-тута застыл в ожидании.

Его заворожил танец со свечами. А песня Ирины тронула, хоть он и не понимал многих слов и почти не улавливал смысла. Но голос девушки проникал в его сердце, как маленькая стрелка шуар, вызывая сладкую истому.

Он видел бой и представил себе что могло случиться. Как спрятать следы отравления, вождь продемонстрировал через минуту после, бросив в огонь “cлучайно пролитую священную кровь бога”. Вождь, получивший взбучку на глазах племени, распинался, что только великий воин, с силой от самого Инти, мог победить такого как он. Зализывал место, куда укусил ягуар. Глупое занятие и бесполезное. Все сами всё видели.

Но, после пламенной речи и жертвы белой ламы, вождь, под шумок, смылся. За ним последовал его отпрыск и, уж совсем осторожно, Чаупи-тута.

Он нагнал их довольно быстро. Остановившись недалеко от места торжества, заговорщики уже вели разговор. Причём довольно громко. Праздновали чачапойя шумно, поэтому и шагов преследователя тоже слышно не было.

— Причин тому, что случилось может быть несколько, — выговаривал отец сыну. Или тебя обманул маленький подлипала, или ты сам напутал, когда делал яд. В этих двух случаях вывод один — ты болван и бездарь. Если ты не научишься у шамана хотя бы правильно готовить яды и предугадывать события, то вообще не понимаю, зачем отправил тебя учиться к шаману. Ты мне все задумки ломаешь. Может быть, конечно, что эти пришлые тоже малочувствительны к ядам. Но тогда я должен поверить, что они и правда дети Инти. Ничего, это можно будет проверить ещё раз. Каким-то другим ядом. Который можно добавить в еду. Как же жаль, что мне не удалось сунуть тебя к ним в отряд. Шаман сказал, что одного мальчишки на шее воинов вполне достаточно. Он хоть деревенский и к трудностям привык. А ты, мол, в походе ещё большей обузой будешь. Ленив и избалован, видишь ли. Ладно вождь Атумпукру мой должник. Поручу тебя ему, как гостя семьи. Пойдёшь с ним до его города и уж постарайся по дороге подсыпать им чего-нибудь в еду. Только смотри, чтоб женщины не пострадали. У меня на них другие планы.

Он узнал, всё, что хотел и обязательно должен был найти учителя до отъезда. На плацу его уже не было. И Ирина во-о-н уходит. Смотри-ка, факел взять не подумала. Чаупи-тута давно заметил, что у посланников ночное зрение слабее, чем у его народа. Ещё и города как следует не знает. Мальчик ориентировался в любом поселении лучше. Очевидно, что логика постройки ему была ближе и понятнее. Надо догнать, упадёт, побьётся. Пока он оббегал толпу, Ирина скрылась в темноте. Оставалось надеяться, что она направлялась к дому.

В пару-тройку минут он пробежал то расстояние, на которое девушке понадобилось гораздо больше времени. Он уже видит вдалеке… Она! Нет. Они. Учитель. Ещё никогда он не слышал у него такого голоса. Воркующего, как у самца горлицы. И держал он Ирину в своих руках, как-будто хотел укрыть от всего мира. Запечатать, как тукан в гнезде.

Вот она отодвинула его, и они пошли, держась за руки. У лестницы дома остановились, голова её запрокинулась и оказалась на большой ладони амауты. Он держал её, как подобраного котёнка, осторожно и бережно. Потом потёрся щекой о её щёку и застонал. Рука скользнула к бедру в разрез туники, и у девушки подогнулись ноги. Пушак жадно подхватил её на руки и взлетел по ступеням.

Чаупи-тута ждал уже довольно долго. Он прекрасно понимал, что происходит. В маленьких деревенских домах мальчики рано учились быть мужчинами. И не то, чтоб происходило что-то плохое. Учитель не имел семьи, а Ирина тоже не была связана словом. Слова муж и жена они проходили. И мальчик уже был в состоянии задать волнующий его вопрос. Ну, конечно, ему ещё расти и расти, а Пушак шаман и сильный, храбрый воин.

— Ладно, пусть, а вдруг Ирина тогда решит остаться, — рассуждал мальчик. Шаман станет старым и уйдёт к мудрым. Семьи им создать не позволят. Без детей — не по закону. Да и любая женщина захочет ребёнка.

Он покачал головой и передёрнул плечами.

— Холодно… А может тогда она уйдёт в Храм. Она дочь бога и посвящение, наверное, ей не нужно, — продолжал фантазировать малыш со своей детской влюблённостью в диалоге. И тогда я смогу за неё драться. И у нас родится сын. А я буду его ростить и стану его учителем.

Где-то далеко-далеко он увидел свет факелов.

— Плохо. Нет, если увидят, их не накажут. Наказывают неверных супругов и насильников. Вешают за волосы над обрывом. И всё же, он был уверен, они не хотели, чтоб их застали вдвоём. Он поймёт почему. Потом. Он разберётся. А пока..

Он схватил большой камень и изо всех сил ударил им в стену.

27 октября-30 октября.

Первый день пути вымотал нас настолько, что писать не было ни желания, ни возможности. Я устала так, что даже есть не хотелось. Даже малыш не выглядел таким вымотаным, а нам ещё надо было хоть как-то вид сохранять. Отряд шёл по левому берегу реки Уткубамба и должен был заходить в поселения для демонстрации нас “чудесных”. Небольшие деревни удостаивались кратких визитов, во время которых помощник шамана вёл просветительскую работу и профилактику правонарушений, пугая нашей “божественной инспекцией”. Если вы думаете, что я вдруг стала понимать суть религиозных текстов, то вы ошибаетесь. Просто каждый дурак догадается, как опиум подаётся потребителю. Мы не собирались вмешиваться в политику партии. И, хотя ниточки между нами и чачапойя перепутывались всё больше, никто из нас, даже я сама, пока не могли даже в ум вложить, что мы можем здесь остаться. Для меня это было тяжелее всех. Я билась в паутине, в которую влезла добровольно. Когда паучок был рядышком, я не могла сделать с собой ничего, кроме как расслабиться и наслаждаться. Но, чем дальше я от него удалялась, тем больше рвалась в собственных сетях, без уверенности в том, что и правда желаю обрести свободу.