Воины облаков - [102]

Чачапойя не мастера вязания плотов, зато я, хоть и по книжкам, имела о них больше представления. Я придумала сделать на каждой платформе по две стойки, как мачты. Наша “палатка” всего промасленный кусок ткани. Довольно большой. Я сама сшивала его из трёх узких полотен. Имея четыре опоры, можно делать из неё и навес, и подобие паруса. Даже руль, похожий на весло закрепили на корме. Провозились до вечера. Было бы глупо не заночевать в хижине.

— Нужно придумать что оставить хозяевам в благодарность за гостеприимство, — я смотрела на шамана, чтоб он дал какой-то совет, — что ценно для этих людей, но не вызовет у них страха?

Амаута подумал.

— У нас не так много ценных вещей с собой. Тем более тех, с которыми мы могли бы безболезнено расстаться. Мы не можем отдать ни крючки, ни запасной нож.

— Отдай нож. У нас есть кинжалы. Есть мачете. Это должно быть что-то действительно ценное. Тогда мы, может быть, оставим позади друзей.

Я вытащила свой шифоновый шарф.

— Как думаешь, за колдовство не примут? — почему-то мне всё чаще хотелось расстаться с вещами из моего времени, — Что бы ещё придумать?

Мой походный рюкзак, который и тут успел попутешествовать, хранил кучу всякой мелочёвки. Даже обрезки кожи от мокасин и полоски кожи для прошивки я не выбрасывала. В голову пришла смешная мысль. Я достала самое ценное, что было в моём рюкзаке — ножницы. И стала вырезать из кусочка кожи что-то вроде резного, как новогодняя снежинка медальона. Получилось не слишком аккуратно, не сложишь ведь как бумагу, но тоже миленько. Подвесила на кожаный шнурок, получилось украшение. Показала мужчинам. Одобрили. Сняла с косметички смешную кисточку из биссера и подвесила внизу медальона. Чаупи-тута улыбнулся.

— Теперь совсем здорово, — сказал он.

Хотя ночью хозяева вряд ли могли вернуться, но стражу оставили всё равно. Теперь я вызвалась дежурить первой, а то Пушак опять спать не станет. В хижине было не так страшно. Даже уютно в какой-то мере. От реки послышался плеск, потом тихое ворчание. Я вздрогнула и подбросила ветку в костёр. Плеск повторился. Кто-то переплывал реку. Кажется от нас. Плеск становился тише, дальше. Я успокоилась. Нервная дрожь в ногах сменилась болезненым оцепенением. И вдруг громко и тоскливо “А-а, а-а, а-а”. Я сразу узнала этот вой. Точно как говорил Чаупи-тута. Ягуар был поблизости, он шёл за нами.

Руми разбудил друга в тот самый час, когда спится слаще всего. Малыш получил утреннее дежурство. Ирина передала по цепочке, что слышала голос ягуара. Потому, как не хотелось выйти к реке ополоснуть сонные глаза, мальчик благоразумно остался под защитой стен и огня. Он походил по хижине, чтоб размяться и проснуться. Подбросил хвороста в огонь. Было не холодно, но со сна зябко.

Вчера Руми сам нашёл дикий батат. Сначала засомневался, но Пушак дал добро. Чаупи-тута почистил клубни. На огне уже закипала вода и мальчик, бросив несколько тонких полосок сушёного мяса, добавил пару горстей киноа и кубики нарезанного батата. Щедро приправил и бросил стручок перца. Будет остро, но зато животом маяться никто не будет.

— Надо ещё лапачо заварить, — подумал хозяйственный малыш, — достал мешочек сушёной коры. Вчера после дождя в больших ворончатых листьях скопилось много воды. Ирина процедила всё, что удалось собрать сквозь ткань, хватило и для супа, и для чая. Он был вполне доволен собой. И время до рассвета прошло незаметно. Вчера они задержались из-за постройки плота. Теперь ему удалось ускорить время до отплытия.

Уходя, Ирина разложила на ярком шифоне нож, украшение и маленький мешочек соли. Вязанка дров у очага тоже не будет лишней. Пробираясь по берегу к плоту Ирина спугнула большую змею. Чучупе — ядовит, но убивает редко. Избегает людей, но мы пришли к реке как раз во время его охоты. Она так побледнела, что Пушак испугался за неё больше, чем сама Юри испугалась змеи. Всю последующую дорогу, он шёл впереди и для её спокойствия стучал по кустам палкой.

Чаупи-тута не очень боялся змей. Но они менее чувствительны к ядам и ему был понятен ужас девушки.

Оттолкнув плот от берега, мальчик услышал резкий пронзительный крик. Большая птица кружила над ними, высоко в небе, но он легко заглянул в её глаза. Лента реки, плот. Всё это он уже видел. Во сне. Ветви деревьев свешивались над водой. Кое-где кроны смыкались и нельзя было разглядеть, что происходит под ними. Но на другом берегу, на полукруглую отмель тихо вышла большая пятнистая кошка, внимательным взглядом желтовато-зелёных глаз провожая уплывающий плот.

Чаупи-тута на мгновение вспомнил алтарь храма и камень Ключ, цвета глаз зверя. В его голове всплыли слова “навиунга — взгляд ягуара”. Такие же глаза были у его друга. Цвета мёда цветков киа-тон-то. А ведь Руми означает — камень.

14 декабря.

Управлять плотом оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Мы занимались сплавом. Но там плоты были хорошо оборудованы. А из подручного материала и при нашей слабой оснащённости инструментом, конструкция получилась корявая и при первой же остановке требовала доработок. У нас было мало верёвок для вязки.

Плот довольно сильно оседал под нами и, если бы не спокойная, не слишком глубокая вода, я бы, пожалуй не рискнула передвигаться на этом шатком сооружении. Управляли мы при помощи шестов. На вёсла нас не хватило. Слишком сложно с нашим инструментом. Стойки тоже держались плохо. И если бы натянули на них полотно, завалились бы точно. Да и плыть ночью по реке мы не собирались. Это было бы слишком опасно.