Воины бури - [35]

– Я вижу, ты радуешься? Ты просто ликуешь?

– Это самое лучшее развлечение в моей жизни, – ответил тот без малейших признаков раскаяния.

* * *

Сабир и Чо Дай медленно брели по дороге. По правде говоря, это была просто утоптанная тропа, вьющаяся среди полей. То здесь, то там были разбросаны деревушки, где жили шудры. Убогие хижины, глинобитные, были сложены из кизяка. Назойливо жужжали мухи. В центре каждой деревушки имелся колодец, вокруг которого сплетничали женщины и возились ребятишки, похожие на козлят с человеческими головами.

После кондиционированного воздуха Центра было очень тяжело притерпеться к запахам, но путники уже начали привыкать. Сама по себе крестьянская жизнь была хорошо знакома Чо Дай, хотя ее народ жил в хижинах из бамбука, дерева и соломы. "Мой прежний народ, – внезапно подумала она. – Теперь мой народ здесь".

Больше всего ее тревожил ребенок, которого она вынашивала. Она никогда не задумывалась, что значит быть матерью, но теперь это стало для нее самым важным делом на свете. Чо Дай все еще могла выпрямиться во весь рост, если необходимо, но старалась этого не делать, боясь повредить ребенку. В результате она все больше и больше зависела от Сабира, но ее это не беспокоило. Единственная польза от джанипурских мужчин, не считая зачатия, по ее мнению, состояла в том, чтобы защищать женщин во время беременности и в первые месяцы после родов. Чо Дай не считала себя подчиненной, напротив, эту роль она отводила Сабиру.

Урубу дал им мешочек с монетами – сумма примерно соответствовала среднему полугодовому доходу жителей деревень. Сабир благоразумно старался поменьше показывать деньги, а тем более – пистолет и носил их в заплечном мешке. В поясном кошельке он обычно держал две монеты среднего достоинства с изображением воплощения Вишну на одной стороне и стилизованным мохнатым джанипурским слоном на другой. На текущие расходы этого хватало с избытком.

Сперва хозяйка постоялого двора, где они остановились, уверяла, что свободных комнат у нее нет, но, увидев монеты, стоимость которых вчетверо превышала обычную плату за наем, смилостивилась и нашла им помещение на задах. Это был маленький однокомнатный домик с земляным полом, устланным соломой. Вся обстановка состояла из нескольких старых циновок, но этого вполне хватало. Основное здание постоялого двора было всего в нескольких метрах. Здесь имелся водопровод, соединенный с колодцем, и отдельный "гостевой" насос на задней стене. Для освещения им служила небольшая спиртовая лампа.

Сабир распаковал мешочек с деньгами, взял оттуда еще две монеты и снова убрал его.

– Схожу куплю чего-нибудь поесть, – объяснил он. – Я ненадолго. Посиди здесь: я не хочу оставлять мешок без присмотра. Надо отдохнуть и набраться сил перед завтрашним переходом. Мы не так уж далеко отошли от Центра, чтобы рисковать. Ты видела, как на нас смотрят – и только потому, что мы нездешние.

Чо Дай кивнула:

– Иди. За меня не беспокойся.

Они вышли в путь не раньше полудня, а сейчас солнце клонилось к закату, но на рынке еще оставались торговцы. Сабиру было труднее в учении, зато легче в бою: в отличие от сестер Чо он почти полностью перестроил свое мышление на джанипурский лад, а им это так и не удалось. Кроме того, он на удивление уверенно чувствовал себя в облике мужчины. Сабира росла в суровых условиях и с детства завидовала свободе и уверенности своих братьев. Она была малорослой и хрупкой и в незнакомой обстановке остро ощущала свою уязвимость. Но здесь это чувство исчезло.

Разменять монеты в это время дня оказалось труднее, чем найти на рынке еду. Здесь, в провинции, господствовал натуральный обмен, и деньги были не в ходу. Ими расплачивались в основном приезжие. За пять рупий Сабир не только накупил уйму продуктов, но и нанял женщину, которая приготовила еду и принесла в домик. Сабир порадовался, что никто не задает лишних вопросов и не сравнивает его лицо с расклеенными по стенам объявлениями о розыске.

Ужин, хоть и не был вершиной кулинарного искусства, оказался вполне сносным, особенно в сочетании с джанипурским пивом, которое замечательно успокаивало и снимало усталость. Скорее всего в него был подмешан какой-то мягкий наркотик растительного происхождения, но Сабир об этом мало заботился. Чо Дай, успокоившись, стала нежной и ласковой, и Сабир вдруг обнаружил, что мечтает добраться до ментопринтера, закрепить нынешнее состояние Чо Дай и заставить ее забыть о прошлом. В глубине души он понимал, что это постыдные мысли, но ничего не мог с собой поделать. Впервые с тех пор, как начались их джанипурские приключения, они спали спокойно, и Сабир едва удержался, чтобы не предложить Чо Дай плюнуть на все и прожить остаток жизни в безмятежности и покое.

К исходу третьего дня они достигли места назначения. Они не спешили – во-первых, потому, что в этом не было необходимости, а во-вторых, потому, что, не сговариваясь, решили продлить ощущение безопасности. В пути им ничто не грозило. Чо Дай то и дело останавливалась поболтать с молодыми мамашами: она хотела знать, как протекают роды и как воспитывать маленького джанипурца. Она была счастлива, когда Сабир купил ей на рынке несколько безделушек. Украшения были довольно аляповаты, но Чо Дай дорожила ими не меньше, чем бриллиантами.