Воинство ангелов - [10]
Шэдди был пожилым седоватым негром с морщинистым и хитрым лицом гнома, не черным, а лишь коричневым. Он знал пропасть всяких вещей и из всего умел сочинить историю, рассказать которую у него всегда находилось время, потому что в работе своей он никому не давал отчета — делал что хотел и сколько хотел. Иногда в летние дни, когда всё вокруг, казалось, застывало от зноя и единственным укрытием была темная берлога Шэдди, он откладывал в сторону инструменты — нож и молоток, вынимал изо рта гвозди, если трудился над башмаком, а не ладил какую-нибудь конскую упряжь или хомут, подхватывал меня, усаживал на колени и, обняв, заводил со мной разговор. После того как у меня появилась Бу-Бьюла, мы сидели у него на коленях вдвоем: я обнимала куклу, а Шэдди — меня, и голос его журчал и журчал, в то время как он предавался счастливым воспоминаниям или вел речь о суровых испытаниях, страданиях, невзгодах, о диковинных и восхитительных приключениях. А не то принимался покачивать нас, как всегда качают детей, и в сумраке мастерской, куда свет проникал лишь из-за приоткрытой двери, все преображалось в его голос, вызывавший смешанное чувство — уютного покоя и тайного щемящего волнения.
Шэдди играл со мной и в кухне, куда имел доступ и как мастер, не чета обычным батракам, и как дальний родственник или свойственник тетушки Сьюки. Кормили его тоже не так, как других, — тем, что привозил по субботам возчик: вдобавок к похлебке, свиным ребрышкам и мамалыге ему доставались и деликатесы вроде жареного окорока, курятины, кофе с коврижкой, а иной раз и ложки-другой оставшихся в миске взбитых сливок.
В краткие зимние вечера, когда темнеет так быстро, мне вспоминается Шэдди на кухне возле очага, весь в отблесках пламени. Он мастерит мне Бу-Бьюлу, и толстые грубые пальцы его двигаются с поразительной ловкостью, а может, он держит меня на коленях или подбрасывает так высоко, что я визжу, щекочет, тормошит или тихонько рассказывает мне одну из своих историй.
— Иди-ка сюда да обними как следует старика Шэдди, поцелуй его покрепче, и он тебе кое-что расскажет… — загадочно говорит он.
— Что же он мне расскажет? — начинаю я притворный торг.
— Расскажет, как жил тут по соседству один злой старикан, мистер Картрайт, как кушал он маленьких девочек — ножичком чик-чик! — животик взрежет и кушает, словно это спелое яблочко…
— Да будет тебе, Шэдди, что за ерунду ты городишь! Отродясь мистер Картрайт ничего такого не делал! Стыдно тебе пугать мою крошку, страсти такие рассказывать!
Но мне нравились страшные истории. В тот раз, помнится, я лишь потеснее прижалась к колену Шэдди, который продолжал:
— Да, а потом он разрезал им головки и вынимал мозги — вот как кукурузный початок чистят. Съест да оближется. А еще я расскажу тебе о Злодее Джеке, как он поймал старика Картрайта, загнал его в трясину.
— Вот-вот, — отозвалась, гремя горшками, тетушка Сьюки, — и тебя он поймает и выпорет хорошенько плеткой из коровьей шкуры и с крючками рыболовными на хвостах, чтобы пошибче била.
Между тем я уже успела вскарабкаться на колени к Шэдди, и он сказал мне:
— А ну, обними-ка покрепче старика Шэдди, и он все-все тебе расскажет.
Я обняла его, и он попросил, чтобы я его поцеловала, и тогда, дескать, он расскажет мне, как мистер Картрайт кушал маленьких девочек, и притворился, что сам хочет меня съесть: оскалил желтоватые зубы и всей пятерней стал тыкать меня в живот, в то время как другая рука щекотала меня сзади. Я завизжала от восторга.
Это была любимая наша с ним игра, с массой вариантов. Однако на сей раз игра не задалась — все было иначе, чем обычно. Первое отличие было в том, как тихо тетушка Сьюки положила вдруг на место половник. Вторым же отличием был ее тихий серьезный голос. Тетушка Сьюки не кричала и не ругалась, она лишь поглядела на Шэдди и спокойно сказала:
— Девочка выросла и слишком большая, чтобы так с ней дурачиться.
— Ей нравится это, — отвечал Шэдди, не замечая тона, — и хочется послушать, как старикан Картрайт кушал маленьких девочек и как…
— Да, да! Расскажи мне!
— Я не об этой чуши говорю, — еще тише сказала тетушка Сьюки.
На этот раз тихий голос ее произвел на Шэдди должное впечатление. Во всяком случае, ответ его прозвучал как-то неуверенно, фальшиво, одним словом, странно, и странность эта запечатлелась у меня в памяти.
— А тогда о чем ты говоришь? — И он опять набросился на меня, и я опять завизжала с радостной готовностью.
— Ты знаешь, о чем, — сказала тетушка Сьюки.
— Стало быть, ты как раз чушь и говоришь.
Она подошла совсем близко к нему, чуть ли не вплотную, подбоченилась.
— Думаешь, я не знаю, — сказала она.
— Чего не знаешь?
— Да тебя.
— Меня, — эхом отозвался Шэдди. — Я старый Шэдди. Кто ж меня не знает? Вот скажи-ка, — обратился он ко мне, — разве старый Шэдди может обидеть нашу любимую Крошку?
— Да уж, — продолжала тетушка Сьюки, не обращая внимания на его увертки, — я тебя знаю. И не думай, что мне неизвестно, что ты творишь там.
— Где это там?
— Да в мастерской своей, что в сарае. Все я знаю и потому говорю: дитя выросло и нечего тебе с ней дурачиться. А будешь дурить — получишь хорошую порку, отделают тебя по всей форме плеткой семихвостой, так отделают, что взвоешь!
«Вся королевская рать» современного американского писателя Роберта Пенна Уоррена – философское произведение, наполненное глубоким нравственным смыслом. Основная тема произведения – ответственность человека за свою жизнь и действия перед Временем и самим собой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Пенн Уоррен (1905–1989), прозаик, поэт, философ, одна из самых ярких фигур в американской литературе XX века. В России наибольшей популярностью пользовался его роман «Вся королевская рать» (1946), по которому был снят многосерийный телефильм с Г. Жженовым в главной роли. Герой романа «Место, куда я вернусь», впервые переведенного на русский язык, — ученый-филолог с мировым именем Джед Тьюксбери, в котором угадываются черты самого Уоррена. Прожив долгую, полную событий и страстей жизнь, Джед понимает: у него есть место, куда он вернется в конце своей одиссеи…Этот роман Роберта Пенна Уоррена в России ранее не издавался.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу включены лучшие из рассказов Уоррена – весьма разнообразные, но всегда окрашенные глубоким психологизмом и тонкой иронией.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.