Воинский класс - [14]

— Я надеялся, что президент найдет в себе смелость присутствовать, — горько сказал Казаков. — А тут не только не было верховного главнокомандующего, но и самолет прибыл среди ночи в метель! Что случилось с вашим чувством сострадания, с вашей ответственностью, со способностью поблагодарить семьи за их жертвы?

— Мы бы, возможно, расширили пределы нашей вежливости, если бы ваша мать не сделал такого с флагом, — сказал генерал. — Это было разочаровывающее зрелище. Наиболее.

— Она осталось вдовой человека, погибшего при исполнении своего воинского долга, который трудился за многих, — сказал Казаков. — Она посвятила армии всю жизнь. И она имеет право на горе — и желает выразить его. — Он посмотрел на генерала, но тот не ответил. Казаков вздохнул, потянулся за сидение, достал бокал и понюхал его, одновременно бросая взгляды на помощницу.

— Я вижу, вы по-прежнему предпочитаете американский виски и красивых помощниц, генерал-полковник, — сказал он.

— Вы как всегда наблюдательны, Павел Григорьевич, — ответил с улыбкой генерал-полковник Валерий Журбенко. Он открыл нишу под столом и достал бутылку «Джим Бим» и две рюмки. Он налил, протянул одну Казакову, а вторую взял сам и сказал: — За Грегора Михаилиевича, лучшего офицера — нет, лучшего человека, которого я когда-либо знал. Он был моим лучшим другом, отцом солдатам и героем матери-России.

— За моего отца, — сказал Павел Григорьевич Казаков, поднимая рюмку. — Погибшего из-за безволия, трусости и некомпетентность командования российской армии и членов Центрального военного комитета.

Генерал-полковник Журбенко, заместитель министра обороны и начальник генерального штаба вооруженных сил российской Федерации остановил рюмку в сантиметре ото рта. Он вдумался в сказанное, пожал плечами и выпил виски.

— По крайней мере, вы наши в себе мужество со мной не спорить, — горько сказал Казаков.

— Ваши слова для меня болезненны и обидны, Павел, — ровно сказал Журбенко. Помощница налила им еще по рюмке. — Если бы они были сказаны кем-либо другим, вне зависимости от ранга или звания, я бы приказал бросить его в тюрьму или казнить[12].

— И мою мать, генерал? — Спросил Казаков.

Журбенко не дал никакого ответа. Он привык угрожать политическим и военным соперникам — но Казаков не был соперником, он был выше. Даже если бы он не носил фамилии самого известного и любимого военного в России, он был, вероятно, самым могущественным человеком в России.

Павлу Григорьевичу Казакову, бывшему привилегированным сыном выделяющегося и быстро продвигающегося по службе офицера Красной Армии[13], было мало чего делать. Благодаря своим родителям, он поступил в Российскую военную академию в Санкт-Петербурге, известном тогда как Ленинград, но, как оказалось, не имел интереса к военной службе — только к пьянкам, гулянкам, курению, алкоголю и другим веществам, чем хуже, тем лучше. Дабы избежать скандала, его отец тихо перевел его в Одесский Политехнический Университет в Украинской Советской Социалистической Республике, недалеко от их зимнего дома. В этом месте он стал просто еще одним из множества испорченных сыновей высокопоставленных членов коммунистической партии, посещавших эту школу в «Русской Ривьере», чтобы привести себя в порядок, и начать жизнь самостоятельно[14].

Павел не стал этого делать. Ему было комфортно устанавливать свои правила, а не делать то, что считали нужным другие. Будучи освобожден от Ленинграда и бдительных глаз своего отца, он ударился в гулянки еще сильнее, чем когда-либо. Он экспериментировал со всевозможными увлечениями — гонками на парусных лодках по льду на Черном море, прыжках с парашютами, скалолазанием, экстремальными видами спорта, такими как гонки на дорожных тобогганах или на мотоцикле по горам, а также самыми красивыми женщинами Крымского полуострова, не важно, состоящими в браке, или нет[15].

Наркотики были повсюду, и Павел перепробовал все. Ходил слух, что он сжег сбе все волосы на голове и лице, перебрав кокаина, и теперь брил голову в память о том, как низко когда-то пал. Но пока что он умудрялся оставаться в рамках закона. Он быстро приобрел репутацию весового человека, его слава и известность росли по экспоненте, по которой же снижался его средний балл. Однажды он исчез ночных клубов Одессы. Все полагали, что он погиб, либо в ходе очередного экстремального увлечения, либо от передозировки, либо в перестрелке с конкурентами-нарктороговцами.

Когда Павел Казаков вернулся в Одессу несколько лет спустя, он был совсем другим человеком. Он все еще брился наголо, хотя необходимости в этом не было — но в остальном был совсем другим. Он завязал с наркотиками, стал богатым и умудренным. Он купил один из самых красивых домов на побережье Черного моря, начал участвовать в культурной жизни и стал уважаемым финансистом, всемирно известным игроком на мировых рынках и венчурным капиталистом, задолго до того, как промышленно-инвестиционные группы и конгломераты стали распространены в России. Конечно, появились слухи, что он держал агентов КГБ на коротком поводке, транспортировал тонны наркотиков дипломатической почтой и ликвидировал конкурентов с холодной безжалостностью.