Воин любви. История любви и прощения - [9]

Утром 4 июля мы с Даной присоединяемся к радостной толпе, заполнившей улицы Вашингтона. День независимости мы отмечаем грандиозным походом по барам. Как и десять тысяч других людей, мы с Даной смотрим на окружающих, поправляем здоровье после вчерашнего похмелья и ждем, когда произойдет что-нибудь интересное. На улице негде спрятаться от палящего солнца. Мы просто стоим и плавимся. Я бросаю сигарету на тротуар и давлю ее подошвой. И тут я замечаю Крейга. Мое сердце екает. Я помню этого парня. Он на год старше меня и считался абсолютно недоступным – звезда футбольной команды со всеми присущими этому статусу достоинствами. После выпуска он играл в футбол в колледже, а потом стал полупрофессионалом. Ходили слухи, что он фотомодель. Крейг невероятно уверен в себе. Он стоит на перекрестке и выглядит просто потрясающе. Похоже, слухи были верны.

Я закуриваю другую сигарету и смотрю на него. Он высок и строен, у него густые черные волосы. Роскошными мышцами на руках и скульптурно вылепленной грудью он напоминает античного бога. Мне страшно хочется положить руку ему на плечо, чтобы почувствовать тепло и гладкость его кожи. Похоже, он был бы не против. В его глазах играют искорки. Ему вполне комфортно в этом великолепном загорелом теле. Каждый раз, когда он улыбается, мне хочется улыбнуться вместе с ним. Он экзотический, соблазнительный, потрясающий. Но в толпе незнакомых людей он еще и напоминает мне о доме. Мы ходили по одним и тем же коридорам и классам, росли в одном городе. Мы из одного места. Я узнаю его. Он смеется чему-то, что сказала потрясающей красоты девушка рядом с ним. И я сразу же ощущаю ревность. Мне нужно либо стоять рядом с Крейгом, трогать его и заставлять смеяться, либо никогда больше его не видеть. Неопределенность становится мучительной.

Боль усиливается, когда я, приглядевшись, замечаю, что Крейг буквально окружен красивыми девушками. Четверо из них выстроились вокруг него подковой, словно он – солнце, а они тянутся к его свету. Девушки выглядят просто потрясающе. Каждая ростом не меньше 180 см, с длинными, волнистыми волосами, практически без макияжа. Они словно сошли с рекламы зубной пасты. На их фоне я чувствую себя замарашкой. Какой смысл пытаться, когда в мире существуют такие девушки? Я стараюсь справиться с желанием коснуться руки Крейга. Думаю о том, что мне не нравится в этих красотках. Во-первых, их ноги. Все восемь ног длинные и загорелые. На девушках короткие шорты – не вульгарные, а спортивные. В походе по барам спортивность неуместна, если только спортивный азарт не связан с выпивкой. Во-вторых, пьют они не из обязательной красной пластиковой чашки барного забега. Они пьют воду из бутылок. Вода во время барного забега?

Я прихожу к выводу, что эти девушки просто притворщицы. Похоже, они собирались отметить 4 июля участием в турнире по пляжному волейболу, но неправильно выбрали дорогу и теперь ожидают спасения от тренера их олимпийской команды или спонсора – хозяина фирмы по производству масла для загара. Я хочу, чтобы они исчезли, а я перестала страдать и смогла забыть о том, что такие люди вообще существуют. Все это пустое, и я толкаю Дану в бок, указываю ей на Крейга и говорю:

– Помнишь его?

Дана оглядывается, замечает Крейга, и лицо ее светлеет. Она предлагает подойти поздороваться.

– Ни за что! – отвечаю я. – Ты что, шутишь? Посмотри на него! Он слишком красив, чтобы с ним общаться, а мы слишком трезвы, чтобы разговаривать. И вообще, взгляни только на этих девушек! Никаких приветов! Категорически нет!

– Крейг – мой сосед, – объясняет Дана. – Он самый милый парень в округе. И поздороваться совсем не так сложно, как ты думаешь.

– Поздороваться несложно, – отвечаю я. – Проблемы начнутся потом. Что потом? Ради бога, нет. Давай останемся здесь с нашими драгоценными чашками и спокойно напьемся в одиночку. Все прекрасно. Зачем портить веселье, окружая себя страшными людьми и вещами?

Дана закатывает глаза и уходит. Я вижу, как она через толпу пробирается к Крейгу. Неожиданно я осознаю, что оказалась в неприемлемом одиночестве на заполненной людьми улице. И тогда я выбираю менее пугающую возможность: я следую за Даной. Крейг замечает нас. Он улыбается и машет нам, как это умеют делать только те парни, которые абсолютно уверены в своей привлекательности. Мне кажется, что все, мимо кого я прохожу, слышат, как у меня бьется сердце. Я проскальзываю в их круг, держась как можно ближе к Дане. Все в этой компании выше меня. Я смотрю на собственные туфли и потягиваю пиво.

Крейг обнимает Дану и приближается ко мне. Уровень тревожности возрастает с желтого до красного. Он улыбается и спокойно говорит:

– Привет! А я тебя помню. Гленнон, верно? Как дела?

Я потрясена. Я привыкла к иному обращению мужчин – вскользь, саркастичному и неприятному. Прямота Крейга обезоруживает. Я страшно нервничаю, ведь он смотрит мне прямо в глаза. Похоже, он пытается обратиться ко мне настоящей, а не к моему представителю. Серьезное нарушение границ! Я замираю, глядя на Крейга, потом слышу голос Даны:

– Джи? Ты в порядке?

Да! Это я! Я – Джи! Я помню!