Воевода - [11]

Я начал читать бумаги. Допрос стрельца Коркина — так… и далее десять фамилий — боярин Барбашин, бояре Денисьев, Трубецкой, Румянцев и еще, и еще… Взял второй лист. Стрелец другой, фамилии почти те же самые. Все не запомнить.

Я взял чистый лист бумаги, Андрей услужливо подвинул чернильницу с пером.

— Давай сведем всех в одну бумагу. Бери по порядку листы, читай фамилии.

Андрей стал зачитывать список, а я записывал. Во втором и последующих листах фамилии часто повторялись, но их я уже не писал, только черточки ставил напротив фамилий.

Когда закончили с писаниной, в итоге получилось четырнадцать человек.

— Андрей, это все?

— Все.

— А обслуга где? Кто-то же на кухне кашеварит, во дворце убирает, белье стирает, на стол подает. А рынды где? А служивые из Дворцового приказа? Надо было бы писать всех.

— Так это же список какой выйдет! — изумился мой помощник.

— Понятно, неохота, но надо. Учти на будущее.

Я свернул бумажку с написанными мною фамилиями, сунул за пазуху.

— Лошади готовы?

— Под седлом уже.

Мы прошли по коридору на задний двор, поднялись в седла, тронулись. По Москве ехали шагом, а, миновав посады, пришпорили коней.

Часа через три на пригорке показалось сельцо.

— Голутвино, имение боярское.

— Ты вот что, Андрей. Я сам поговорю с боярыней. Ты смотри, слушай, но не встревай.

— Понял — слушать и молчать.

Мы доехали до усадьбы.

Хмурый слуга пускать не хотел, но после того как Андрей рявкнул: «Разбойный приказ, по велению государя!» — открыл ворота.

Мы спешились, завели коней во двор в поводу. Въехать верхом мог только сам хозяин или государь. Иначе такой поступок сочли бы проявлением неуважения к хозяину, и нарушителя обычая могли побить палками.

Слуга принял поводья, мы взошли на ступени высокого крыльца, отворили дверь.

С трудом удалось уговорить служанку позвать боярыню.

Через некоторое время хозяйка дома спустилась по лестнице. Одета в черное, глаза — опухшие от слез.

Я извинился за визит, объяснив, что мы приехали ненадолго.

Боярыня пригласила нас в горницу. Села сама, указала на лавку нам. Усевшись, я откашлялся.

— Мы из Разбойного приказа, по велению государя проводим сыск. Убийцу мужа твоего — царствие ему небесное, ищем, боярыня.

— А если и найдете, мужа уже не вернуть.

— Зло должно быть наказано, тогда душа боярская покой обретет.

— Что вас интересует?

— Расскажи, боярыня, кто в знакомцах ходил у хозяина?

Боярыня назвала несколько фамилий.

— А враги были у боярина?

— Явных — ну чтобы убить могли, не было, но завидовали боярину многие. Не всем удается ближним боярином стать. Это же какая честь — быть вблизи государя, помогать по мере сил.

— Назови завистников.

— Вдруг ошибусь, а вы их на дыбу?

— Да что же мы, на кровопивцев похожи? И не позволит никто по одному лишь слову на дыбу.

Боярыня колебалась, потом все-таки решилась.

— Бороздин Михаил, Белевский Алексей, Морозов Дмитрий, Соковнин Петр, Румянцев Василий.

— Подожди, боярыня. Это какой же Соков- нин? Левша который?

— Да нет же. Левша — Морозов. Он даже пишет левой рукой. Поговаривают — то дьявольская отметина.

— Ну, это лишнее наговаривают. А полюбовницы у боярина не было?

Боярыня покраснела.

— Нет, не слыхала. Да и хозяин мой в летах был, не до девок ему. Сыновья подрастают, все заботы о них были.

Я краем глаза глянул на Андрея. Он поерзывал на лавке, снедаемый с трудом сдерживаемым нетерпением.

Я поднялся.

— Прости, боярыня, что в сей час скорбный потревожили тебя. Прощай.

Мы с Андреем откланялись, надели в сенях тулупы и вышли во двор. Слуга снял с лошадей заботливо наброшенные попоны. Мы взяли поводья, вывели лошадей со двора и поднялись в седла. Тронули лошадей.

— Боярин, брать его надо, брать немедля и — в подвал, в пыточную, — разом выдохнул мой молодой коллега по сыску.

— Ты о ком?

— Да о Морозове этом. Сам же слышал, что левша он.

Глаза Андрея азартно горели. Видимо, он почувствовал, что напал на след убийцы, и его распирала жажда немедленных, стремительных действий, предвкушение быстрого, громкого успеха. Да и у кого в такие годы не закружится голова? Лишь горький опыт неудач и трагических ошибок может отрезвить лихую голову, но этого опыта моему молодому помощнику еще долго надо набираться.

— Э, брат! Так не пойдет. А если он не виновен? Представь, что среди тех, кто во дворце был, еще левша найдется? Подозрение — даже скорее тень его — есть. Проверить сперва надо, когда был Морозов во дворце, когда ушел? Вот сам подумай — вдруг Морозов пришел во дворец утром и к обеду ушел, а боярина убили уже после. Вы же все суставы ему на дыбе вывернете, калекой сделаете, а он боярин боевой. Вдруг понапрасну обидите честного человека? Нет, время нужно, чтобы проверить все досконально и чтобы утвердиться — он. И тогда уже по Судебнику дело вершить.

— Долго и муторно, — пробурчал Андрей.

— Под пытками любой в чем хочешь сознается. Это не довод. Представь — на тебя подозрение в чем-либо падет, тебя на дыбу подвесят, а ты — ни сном ни духом. Хорошо, если после дыбы на плаху не ляжешь. Отпустят ежели увечным — руку никто не подаст, а и подаст — сам пожать не сможешь, суставы-то повывернут. Захочешь по нужде, гашник развязать не сможешь. Правда — она ведь не в силе, она в справедливости.