Военный потенциал Ирана - [93]
В-третьих, на протяжении полутора столетий, с начала XIX века, Иран был слаб и фактически был игрушкой в руках европейских держав. Это оскорбляло иранцев и стало причиной возникновения ксенофобии. Ныне иранцы фактически стремятся изжить сформированный в те годы комплекс неполноценности[181].
Не является секретом и тот факт, что американцы пытаются заполучить доступ к иранской нефти, и для этого им надо нести свою демократию «порабощенному» иранскому народу. (Сценарий до боли знакомый, не так ли?) Чтобы экспортировать демократию с чистой совестью, они должны доказать миру, что Иран если и не имеет, то стремится заиметь свою атомную бомбу, которую вполне может сбросить если не на США, то на Израиль.
Сложившаяся вокруг Ирана и всемерно нагнетаемая Соединенными Штатами, плодом их же собственной политики двойных стандартов.
Доводы американцев об особой «агрессивности» или «недемократичности» Ирана не выдерживают серьезной критики. Например, у Израиля имеется более 200 ядерных боеголовок, которые способны в любой момент уничтожить весь Ближний и Средний Восток. При этом руководство Израиля неоднократно заявляло, что в случае реальной угрозы своим национальным интересам может применить этот арсенал. Но США не усматривают в подобных заявлениях агрессивность со стороны своего союзника. Пакистан, обладающий ядерным оружием, ничем не демократичнее Ирана и на самом деле гораздо более взрывоопасен и неконтролируем. Но и здесь США не бьют тревогу. Зато Вашингтону очень не понравились заявления, сделанные иранским президентом Ахмадинежадом («С Божьей помощью мир скоро будет жить без США и Израиля») и духовным лидером Ирана аятоллой Али Хаменеи («Если США рискнут начать агрессию против Ирана, Иран в ответ нанесет ущерб американским интересам по всему миру»)[182].
Ядерная программа Ирана — хоть она и совершенно законна — составляет реальную проблему, которую необходимо строго контролировать. Но, в отличие от Ирака при Саддаме Хусейне, Иран в современной истории никогда не вел агрессивных войн против соседей.
Уже десять лет никто основательно и достоверно не может обвинить его в поддержке и финансировании террористических актов. Что касается критики иранской «тирании», звучащей в стратегии национальной безопасности, она лишь подчеркивает лицемерие Соединенных Штатов, подрывающее претензии Вашингтона на распространение «демократии» на Ближнем Востоке. Ведь наряду с элементами теократического авторитаризма, у Ирана есть масса элементов представительной демократии — гораздо больше, чем у любого ключевого союзника США из числа мусульманских государств региона.
В связи с этим, превентивная война против Ирана была бы по любым меркам чудовищным актом. США, да и почти все остальные страны, всегда настаивали на своем праве на нанесение упреждающего удара в условиях надвигающейся угрозы нападения на них. Превентивная война против возможной будущей угрозы представляет из себя крайне опасное изменение революционного характера в международных делах. И совершенно нелепо предполагать (а именно это делается в новой стратегии национальной безопасности США), что другие страны не последуют по пути Америки в ее претензиях на право упреждающего удара[183].
Оккупировав Ирак, англо-американские войска и их союзники вплотную подошли к ирано-иракской границе. Хотя прямой военной угрозы США в отношении Исламской Республики Иран (ИРИ) пока не существует, Тегеран опасается за стабильность своего режима. Дело в том, что окрыленный успехом операции против режима Саддама Хусейна Вашингтон заметно интенсифицировал антииранские пропагандистские акции, при этом не гнушаясь использованием внутригосударственных противоречий, а здесь можно опереться и на иранскую оппозицию, которая способна раскачать внутриполитическую ситуацию в стране изнутри.
Американцы напирают на Иран, усматривая в строительстве Бушерской АЭС возможности по созданию ядерного оружия. США, поддержанные европейцами и Израилем, настаивают на передаче иранского ядерного досье в СБ ООН. Они утверждают, что Тегеран пытается создать ядерное оружие, причем в агрессивных целях. Иран, в свою очередь, отрицает стремление к обладанию атомной бомбой и отстаивает свое право самостоятельно производить ядерное топливо для АЭС. Исламская Республика планирует в ближайшее время приступить к строительству двух новых реакторов помимо бушерского.
О том, что ядерная энергия в Иране будет использоваться в мирных целях, не раз заявляли и руководители этой исламской республики.
Однако недавно газета «Вашингтон пост» выступила с утверждением, что Иран не собирается прекращать работы по обогащению урана и ничто не помешает ему стать полноправным членом «ядерного клуба».
В этих условиях, по мнению газеты, только два обстоятельства могут остановить иранскую ядерную программу: внутренняя революция или превентивный удар по ядерным объектам. Поскольку уж на революцию особой надежды нет, тем более важен превентивный удар. Тянуть с ним не стоит, мол, поскольку американские войска находятся в непосредственной близости — Ираке (США никогда не были так близко к заветной мечте — свергнуть существующий строй в Иране и демократизировать эту страну).
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?