Военный переворот - [3]

Мы появились там уже потом.

Остались стены с клочьями обоев,

Пустые, как романы без героев.

Густая пыль осела по полам,

На лестницах валялись кучи хлама,

Хоть коридор по-прежнему упрямо

Пересекал квартиру пополам.

В осенних наступающих потемках

Через окно в извилистых потеках

Свет фонаря отбрасывал пятно.

Внутри темнее было, чем снаружи.

Внизу гулял народ, блестели лужи.

Нам нравилось выглядывать в окно.

…Не изменяясь, не переезжая,

В квартирах продолжалась жизнь чужая.

То странный шорох, то внезапный стук

Звучали, как легенды подтвержденье.

По комнатам бродили привиденья.

Чужая жизнь всегда была вокруг.

Невнятно прорисовались лица.

Здесь до сих пор ещё могли храниться

В альбомах — фотографии теней

И письма пожелтевшие — в шкатулке.

Дух нежилья и запах штукатурки

Казались тем яснее, тем грустней.

Мы появлялись там не слишком часто.

Мы проводили там не больше часа.

Чужая жизнь могла свести с ума.

Так не могло бы продолжаться долго,

Но не было у нас другого дома,

А были лишь отдельные дома.

Здесь начиналось то, о чем вначале

Мы суеверно до поры молчали,

Молчали, опасаясь начинать,

Два обитателя отдельных комнат,

Которых врозь встречают, любят, кормят,

Которым негде вместе ночевать.

Что — ночевать! На улицах прохладно,

В кафе — и многолюдно, и накладно,

В подъездах — унизительно до слез…

И, отыскав приют каким-то чудом,

Мы появлялись в доме, обреченном

На пустоту и, может быть, на снов.

Вишневый сад Москвы. Прощай, эпоха!

Шум переезда, сборы, суматоха,

Прощание последнего жильца,

Стекольный звон и комнат одичалость…

Мы начинали там, где все кончалось.

Мы начинали с самого конца.

Как странно раздавались шаг и слово

Среди чужого, некогда жилого

Пространства, в этом холоде пустом!

На каждый звук оглядываясь — кто там?!

Мы двигались по лестничным пролетам

И сами были, словно этот дом:

Жильцы селились и переезжали,

Жильцы чередоваться продолжали,

Прощались благодарно у крыльца

И комнаты, однако, не пустели,

Но как-то перед встречей наши стены

Остались без единого жильца.

Так мы когда-то в месяц наш начальный,

От скверика на площади вокзальной

Пройдя по Бородинскому мосту,

Движеньями, шагами, голосами

Дом населяли заново — и сами

Друг другом заселяли пустоту.

…………………………………………..

Наш дом забит. И в замкнутом пространстве

Чуждая жизнь в извечном постоянстве,

Как прежде, недоступная для глаз,

С сухими голосами и тенями,

Что даже очертанья потеряли,

Сегодня продолжается без нас.

Наш дом забит. Теперь и наши тени

Ступают там на грязные ступени.

Они внутри, а мы остались вне.

По коридорам с их привычным сором,

Нежны, прекрасны, недоступны ссорам,

Они бредут с другими наравне.

Предутренний озноб. Опять светает.

Но поздно, поздно, силы не хватает,

Так получилось, лучше без вранья,

Мы не хотели ничего худого,

Простите нас, нам не построить дома,

Мы возвратимся на круги своя.

…………………………………………..

Надеюсь, что надеяться — не дерзость.

Надеюсь, что не зря ещё надеюсь.

Надеюсь, что весной я прав вдвойне

И не обижу истину, святую,

Предпочитая точке запятую.

Надеюсь, что надеюсь. На дворе

Стоит апрель. За окнами жилища,

Которые недавно стали чище,

Плывет великолепная пора:

Гуляют в пиджаках и в форме школьной.

За окнами летает мяч футбольный.

Разбрызгав водяные веера,

Велосипед по лужам прокатился.

На подоконник голубь опустился.

Бесповоротно кончилась зима.

Приходит время рисовать на партах,

Приходит время целоваться в парках,

Приходит время возводить дома.

Ах, чуть весна — и как-то неуместно

Об этом мире говорить нелестно.

Весну читаешь на любом лице,

В любом словце, в случайном разговоре,

И как-то все милей, и поневоле

Поставишь многоточие в конце.

Поставишь — и поверишь многоточью.

Стоит апрель, и воздух зелен ночью,

И улицы в мерцающий раствор

Погружены, и отражают лужи

Небесный тот же свет и зелень ту же:

Так воздух грузит будущей листвой.

Все исполнимо, все соединимо,

Когда рекою протекает мимо

Прозрачных окон, полуночных стен,

То ль утешая, то ли обещая,

Медлительная музыка ночная

И ничего не требует взамен.

1987

ИЗ ЦИКЛА "ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ"

1

Дождь идет. А на улице ясно.

Листья мокрые чуть шелестят.

Мне сегодня особенно ясно,

Что мои прегрешенья простят.

Все грехи мои так же простятся

Без печали, без слез, без речей

Как осенние листья простятся

В час назначенный

С веткой своей.

Так и жить бы отныне на свете,

Не печалясь и ближних щадя,

В золотом, всепрощающем свете

Сентября, листопада, дождя.

1984

2

Друг друга мы любили. Мы насморком болели

И оттого сопели сильнее, чем обычно.

Мы терлись друг о друга сопливыми носами.

Нас сотрясали волны любовного озноба.

Мы оба задыхались, друг друга обдавая

Дыханьем воспаленным,

прерывистым, простудным.

В окне горели ветки в осенней лихорадке,

В лесах бродила осень — чахоточная дева,

По желтизне багрянец, болезненный румянец,

И небо так синело, как будто в день последний.

1986

3

Все сказано. И даже Древний Рим

С пресыщенностью вынужден мириться.

Все было. Только ты неповторим

И потому — не бойся повториться.

Жизнь тратили в волшбе и ворожбе,

Срывались в бездны, в дебри залезали…

Пиши, приятель, только о себе

Все остальное до тебя сказали.

1986

ПРОГРАММА "ВРЕМЯ"

Трудно в армии первое время.

Помню, смотришь — и плакать готов

Над обычной программою "Время",