Военный коммунизм в России: власть и массы - [98]

.

За отсутствием продовольствия, а иногда и просто достаточного количества денежных знаков, предприятия и профессиональные союзы практиковали выдачу в качестве зарплаты рабочим изделий их собственного производства, которые немедленно препровождались на тот же спекулятивный рынок. Только во второй половине 1920 года ВЦСПС начал активно бороться с практикой подобной натурализации заработной платы. Несмотря на то, что политика военного коммунизма была направлена на искоренение свободной торговли, которая, по справедливому замечанию большевистских теоретиков, «ежечасно» порождала мелкую буржуазию и возрождала капитализм, на деле получалось то, что спекулятивная торговая лихорадка охватывала все новые слои населения, ранее не знавшие этого ремесла. Национализация торговли означает, что вся нация торгует, говорили остряки.

Да, мешочничество являлось существенным источником вольного рынка, но далеко не основным. 28 марта 1920 года московская газета «Коммунистический труд» статьей Мясникова (возможно, секретаря МК РКП (б) А Ф. Мясникова) вопрошала: «Откуда хлеб на Сухаревке?» И отвечала: «Ежедневно часть выпеченного хлеба, измеряемая сотнями пудов, утекает на Сухаревку». И в заключение делала вывод: «Разврат и разложение — вот что царствует в нашем хлебопечении».

«Разврат и разложение» царствовали не только в хлебопечении. 22 июня 1920 года на пленуме Моссовета председатель контрольного совета Пельше риторически спрашивал:

«Как появляются продукты на Сухаревке? В то время, когда мы ничего не имеем, там есть все виды продуктов как питания, так и ширпотреба. Вы знаете, что рыбу никоим образом, никаким мешочникам провезти нельзя… Ясно, что рыбой и другими продуктами снабжают Сухаревку магазины и склады различных учреждений, в том числе и МПО»[525].

Еще в октябре 1919 года ревизия госконтроля московских холодильников сделала вывод, что неограниченное снабжение Сухаревки производится «исключительно и только холодильниками города Москвы»[526]. Но ревизоры тщетно настаивали на немедленной передаче всей коллегии Наркомпрода суду революционного трибунала, в таком случае надо было судить в придачу и весь ВСНХ.

Поскольку главкам и организациям ВСНХ было выгодней реализовывать свои товары по ценам вольного рынка, а не отдавать за бесценок для распределения через потребительскую кооперацию, постольку борьба со злом спекуляции носила безнадежный характер. Созданная в первой половине 1920 года специальная комиссия ВЦИК по борьбе со спекуляцией вскрыла совершенно чудовищные масштабы этого явления.

Как докладывал 18 июня 20-го года на комфракции ВЦИК ее председатель, наркомюст Крыленко, спекуляция представляла собой второй источник снабжения не только для населения, но и для национализированных предприятий. Сухаревка не есть примитивная форма торговли, как считают некоторые, подчеркивал Крыленко:

«Это есть не что иное, как вновь возродившаяся частнокапиталистическая торговля с крупным массовым предложением и крупным оптовым спросом, с большой, великолепно развитой агентурой как по сбыту, так и по заготовке»[527].

Настоящая Сухаревка — это были не старушки, продающие последнее имущество на хлеб, и не безработные интеллигенты, торгующие с лотка довоенными серными спичками. Товары, предлагавшиеся на вольном рынке: мануфактура, машины, станки, электротехника, бумага и прочее — все это было изделиями производства национализированных советских предприятий. Оказывается, несмотря на всю идеологическую подоплеку и новый социалистический статус промышленных предприятий, их вовсе не устраивала система тотального централизованного распределения продукции, навязывавшаяся им политикой военного коммунизма. Не устраивала она и само руководство советских наркоматов. Когда в 1920 году особая комиссия выработала проект декрета о том, что закупать на вольном рынке могут только распределительные организации типа Центросоюза, но никак не государственные учреждения, то Наркомпуть, Наркомвоен и, в особенности, ВСНХ стали на дыбы. В Малый совнарком, где обсуждался этот проект, был внесен встречный вариант декрета, который, наоборот, предусматривал расширение прав государственных учреждений по операциям на вольном рынке. Национализированные предприятия, точно так же, как и частные, проявили свою кровную заинтересованность в существовании вольного рынка. Подобная ситуация была характерна не только для Москвы. Харьковские чекисты осенью 1920 года установили, что почти все продукты на местный вольный рынок попадают из советских учреждений, а «крупная спекуляция идет организованным путем между учреждениями УССР и РСФСР»[528].

Наряду с борьбой отдельных предприятий за расширение самостоятельности в реализации своей продукции, сам Президиум ВСНХ вел борьбу против монополии Наркомата финансов в сфере контроля над кредитно-бюджетными операциями. Все идеологические и политические установки отодвигались на второй план, когда речь шла об экономических интересах. Это справедливо не только по отношению к отдельным предприятиям и ведомствам, «Сухаревскими» приемами пользовалось и само государство. Крестьяне жаловались, что агенты Наркомпрода торгуют солью по огромным, спекулятивным ценам. Значение соли было велико, как тогда заметил Бухарин, в условиях обесценения денег именно соль превращалась во всеобщий эквивалент в частных торговых операциях.