Военный коммунизм в России: власть и массы - [97]
В статье «О свободной торговле хлебом», написанной в августе 1919 года, Ленин приводит цифру 105 миллионов пудов хлеба, как итог закончившейся продовольственной кампании 1918/1919 года[516]. В его глазах это представлялось как несомненный успех советской продовольственной политики по сравнению с предыдущим годом. «Точные исследования о питании городского рабочего доказали, что он только половину (приблизительно) продуктов получает от государства, от Компрода, другую же на „вольном“, „свободном“ рынке, т. е. от спекулянтов»[517]. В своих выводах Ленин опирался на таблицу о потреблении хлеба и других продуктов в 1918–1919 годах в 21 губернии Советской России, представленной ему из ЦСУ[518]. Однако цифры, приведенные в таблице, красноречиво свидетельствуют, что самые беспокойные подопечные Наркомпрода, рабочие Москвы, Петрограда и Иваново-Вознесенска — трех «красных», как тогда говорили, губерний в 1919 году получали по карточкам в среднем не более 29 % всех потребляемых продуктов. То есть намного меньше, чем половину. Таким образом, председатель Совнаркома поддался излишнему оптимизму, и прогресс в государственном снабжении основных потребителей по сравнению с летом 1918 года оказался очень невелик. Из этого следовало то, что, несмотря на широковещательные заявления и шумную борьбу с вольным рынком, у власти не было иного выхода, кроме как мириться с его существованием.
Относительно чего сохранились признания некоторых большевистских лидеров, сделанные ими в камерных партийных и советских аудиториях. Известный литературный классик А. И. Куприн, переживший годы гражданской войны в Гатчине, под голодным Петроградом, восклицал: «Памятник Мешочнику, спасшему в гражданскую войну многие тысячи жизней городского и сельского населения. Памятник ему!»
Более того, скоро опомнившись, правительство большевиков начало восстанавливать на пепелище декрета от 21 ноября 1918 года о государственном снабжении населения уничтоженную было легальную торговлю. Так, постановлением Президиума Моссовета от 30 апреля 1919 года была разрешена свободная мелочная торговля ненормированными (немонополизированными) продуктами, а также торговля всеми изделиями кустарного производства, заграничными товарами и т. п.[519]. Фактически же в ассортимент открывшихся мелких лавчонок сразу же пролезли и нормированные продукты, не подлежащие свободной купле-продаже[520].
В кустарном производстве заработки были намного выше, чем на государственных предприятиях. Рабочие в кустарной промышленности получали по 15–20.000 рублей (приблизительно в 10 раз больше, чем по государственным тарифам 1919 года) и бежали туда с государственных предприятий. Частные предприниматели обходили положение декрета от 26 апреля 1919 года, в котором им разрешалось иметь не более 10 работников. По сведениям комиссии ВЦИК по борьбе со спекуляцией, в 1920 году имелись кустарные предприятия, работавшие исключительно на вольный рынок и насчитывавшие до 2000 рабочих[521].
Легальная торговля ненормированными продуктами и изделиями кустарного производства с некоторыми коррективами властей продержалась весь период военного коммунизма, вплоть до своего полного освобождения НЭПом[522].
В годы гражданской войны Советская Россия была буквально поражена саранчой мешочничества. Мешочники, в основном молодые, здоровые люди, были главными конкурентами Наркомпрода в деревне. Они в значительной степени снабжали вольный рынок, придавая неповторимый колорит эпохе военного коммунизма. На вокзалах Совдепии была страшная скученность, антисанитария, воровство. «Не спи, товарищ, спать нельзя!» — делился своими впечатлениями один кооператор о своей поездке зимой 1919 года. Зима была временем снежных заносов, нарушения всяческого порядка движения. На вокзалах люди сходили с ума. Как описывает кооператор, один немолодой мужчина, потеряв рассудок, бросался на всех с кулаками, кусался и вопил:
«Я сошел с ума, я сошел с ума…»[523].
Тучи людей с мешками, забившие теплушки и облепившие крыши вагонов, сражения за места на вокзалах и при посадке — это движется армия мешочников, везущая свой драгоценный груз через кордоны заградительных отрядов.
На каждой крупной узловой станции располагались заградительные отряды продовольственной армии Наркомпрода. Они вели упорную борьбу с индивидуальным и организованным мешочничеством, которая нередко выливалась в самые ожесточенные сражения. Злополучная для мешочников станция Тихорецкая в Кубано-Черноморской области была свидетельницей самых упорных боев со стрельбой из пулеметов и метанием ручных гранат. Такие столкновения обычно заканчивались разоружением мешочников, но иногда заградотрядовцам приходилось идти на компромисс, пропускать часть продуктов на север, во избежание напрасной гибели людей. В годы гражданской войны мешочничество было хоть и прибыльной, но весьма опасной профессией. Опасности грозили предприимчивым коммивояжерам не только со стороны советских кордонов, но и кого бы то ни было, кто имел в руках винтовку, а за поясом запас гранат. Так, в августе 1918 года, во время боев за Казань, чехи и белогвардейцы затопили два парохода на Волге (против фабрики Поляри), битком набитые мешочниками
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Философия нигилизма по отношению к советской эпохе в свою очередь не прошла испытание временем, выступив лишь в качестве идеологического сопровождения кризисных процессов в обществе. Актуальность опыта КПСС не исчезла с поражением коммунистической доктрины. Обращение к истории периода советского коммунизма говорит о том, что для него были присущи те же традиционные противоречия, которые изначально определили феномен российской цивилизации и ее устойчивое своеобразие. Книга содержит конструктивную критику политической истории большевистского периода.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.