Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - [3]

При всей кажущейся тогда простоте военного дела подбор искусных военных атташе требовался уже в мирное время. Их задачей становилось наблюдение за развитием военных органов и своевременный доклад об этом, что, в общем-то, было пока не так уж и трудно осуществить. Именно таким путем «Эвиденцбюро» получило итальянскую мобилизационную инструкцию, ежегодные отчеты русского военного министра царю, материалы об организации русской армии по штатам военного времени и другие документы, имевшие для разведки большую ценность.

Вполне понятно, что способные и умелые военные атташе на своих местах оставались подолгу. В то время не возникало проблем также с организацией поездок офицеров за границу с целью проведения рекогносцировки. Так, в период с 1874 по 1882 год таких поездок совершалось до двадцати ежегодно. Препятствий в этом вопросе не было — по желанию военного ведомства министерство иностранных дел охотно прикомандировывало офицеров к соответствующим зарубежным консульствам. Более того, в учебных заведениях по подготовке дипломатов, в том числе и в Восточной академии, ввели преподавание военных предметов.

Начиная с 1877 года ирредентистские[8] устремления в Южном Тироле, всячески разжигаемые Италией, приобрели достаточно большой размах, что заставило военные инстанции забыть о прежней пассивности и обратить свой взор на разведывательную службу. Ответственность за сбор соответствующей информации была возложена на разведотдел военного командования в Инсбруке, которому в его работе оказывали действенную помощь подразделения пограничной полиции, полиция Триента[9] и отдельные жандармские посты. Они начали систематически проводить разведку итальянских укреплений на тирольской границе, используя соответствующие материалы фортификационного разведывательного бюро военно-технического комитета. В 1908 году это бюро вошло в состав «Эвиденцбюро» Генерального штаба.

Оккупация Боснии и Герцеговины в 1878 году и пацификация[10] населения горного массива Кривошее[11] в 1881 и 1882 годах не позволили расслабиться разведывательным органам штабов пограничных корпусов и близлежащим консульствам. Их работа принесла достаточно хорошие результаты.

В то же время Россия, отношения которой с австрийской монархией с началом Крымской войны[12] испортились, с начала семидесятых годов стала уделять повышенное внимание Галиции. Тогда «Эвиденцбюро» впервые занялось вопросами контрразведки, противодействуя работе иностранных шпионов. После оккупации Боснии и без того натянутые отношения еще более обострились, и в свете развивающихся событий отчетливо стала проявляться угроза возникновения войны. Поэтому министр иностранных дел граф Густав Кальноки фон Керешпатаки в 1882 году потребовал от австрийских консульств в России активно включиться в разведывательную работу, и они развили бурную деятельность. Причем настолько бурную, что одному из них, а именно консулу в Москве барону Иштвану Буриану фон Райежу, который впоследствии стал министром иностранных дел, было даже предложено несколько ослабить рвение.

В то время русские заметно отставали от нас в вопросах проведения разведывательной деятельности. Она осуществлялась ими бессистемно и вяло, поскольку занимались ею совсем неприспособленные для этого органы и не имеющие соответствующей подготовки агенты. Позднее генерал Клембовский[13] в одной из своих статей признавал, что необходимые реформы русское военное министерство провело лишь в 1895 году.

А вот благодаря наличию значительных полицейских сил контрразведывательная работа в России была налажена очень хорошо. В их сети угодил даже обер-лейтенант австрийской кайзеровской армии фон Урсын-Прушинский[14], который во время своей «миссии» связался с некоторыми агентами, скомпрометировав при этом весьма ценного для нашей разведки вице-консула в Варшаве Юлиуса Пинтера. (С 1883 по 1885 год Пинтер был офицером Генерального штаба и служил в «Эвиденцбюро».) В результате этого превосходного помощника пришлось отозвать, но худшим последствием явилось то, что министр иностранных дел выразил свое неудовольствие и высказался за сокращение подобных «поездок с особой миссией», ограничив содействие органов своего ведомства службе разведки лишь исключительными случаями.

С этой аферы между разведками Австро-Венгрии и России началась настоящая невидимая война. Уже в 1889 году в Галиции был пойман и осужден первый русский шпион Херш Йехель Игель. Другой шпион, австрийский дезертир Венцель Марек, чех из местечка Кениггрец[15], энергично занимавшийся грабежами военных канцелярий, заполучив в 1887 году в свои руки планы крепости Перемышль, передал их в Варшаву. Не зная о хороших отношениях, установившихся в то время между «Эвиденцбюро» и начальником германской разведки майором фон Венкером, в 1890 году Марек позволил сотрудникам австрийской контрразведки завлечь себя на немецкую территорию, где был арестован, а затем выдан Австрии для суда.

Русские немедленно взяли за Марека реванш. Они арестовали двадцать восемь человек из группы Киев — Житомир— Волочиск, а кроме того, нескольких агентов в Варшаве, среди которых был один очень ценный. В связи с этим кайзер Франц-Иосиф на одном из документов написал: «О семье арестованного следует обязательно позаботиться, поскольку нельзя допустить, чтобы столь опасная служба, требующая самопожертвования, осталась невознагражденной». И это указание стало вектором на будущее.