Военный аппарат России в период войны с Японией (1904 - 1905 гг.) - [26]

. В сентябре 1904 г. военный атташе одного иностранного посольства посетил по делу в Главном штабе генерал-майора Целебровского. Во время беседы с ним иностранец пристально смотрел на висевшую рядом карту Кореи: «Напрасно Вы присматриваетесь к карте Кореи, – сказал генерал Целебровский. – Лучше взгляните вот на эту карту Средней Азии, где мы готовимся вскоре побить англичан». Замечание это произвело настолько сильное впечатление на военного атташе, что он непосредственно из Главного штаба отправился в английское посольство, чтобы осведомиться: в какой степени справедливо известие о предстоящей войне России с Англией, так откровенно переданное ему лицом, занимающим высокое положение в военной иерархии[157].

Из-за отсутствия необходимого контроля со стороны самих военных сведения секретного характера легко становились достоянием российской печати, которая в то время являлась одним из наиболее ценных источников информации для любой иностранной разведки. Приведем выдержку из отчета разведотделения штаба 3-й Маньчжурской армии: «Печать с каким-то непонятным увлечением торопилась объявить все, что касалось наших Вооруженных сил „...“ Не говоря уже о неофициальных органах, даже специальная военная газета „Русский инвалид“ считала возможным и полезным помещать на своих страницах все распоряжения Военного министерства. Каждое новое формирование возвещалось с указанием срока его начала и конца. Все развертывание наших резервных частей, перемещение второочередных формирований вместо полевых, ушедших на Дальний Восток, печаталось в „Русском инвалиде“. Внимательное наблюдение за нашей прессой приводило даже иностранные газеты к верным выводам, – надо думать, что японский Генеральный штаб „...“ делал, по сведениям прессы, ценнейшие заключения о нашей армии»[158]. Подобное поведение прессы объяснялось несовершенством российской военной цензуры.

Остановимся более подробно на этом вопросе. 1 февраля 1904 г. при Главном управлении по делам печати Министерства внутренних дел состоялось совещание по вопросу организации военной цензуры во время Русско-японской войны. На совещании присутствовали представители Военного и Морского министерств[159]. В результате был выработан план организации системы военной цензуры на время военных действий. Сущность его заключалась в следующем: все известия и статьи, предназначенные к помещению в периодические издания и касающиеся военных приготовлений, передвижения войск и флота, а также боевых действий, подлежали предварительному рассмотрению компетентными военными властями, а именно: полевым и морским штабами наместника на Дальнем Востоке, Особой комиссией из чинов Военного и Морского министерств, с участием Главного управления по делам печати и аналогичных комиссий при штабах военных округов. Основное внимание уделялось цензуре телеграмм о ходе военных действий[160].

3 февраля 1904 г. начала свою работу Петербургская особая комиссия[161]. Первоначально она заседала в здании Главного штаба, но вскоре перебралась на Главный телеграф, что было удобно для телеграфного ведомства и давало выигрыш во времени при передаче разрешенных комиссией телеграмм в редакции газет[162]. Одновременно с работой в комиссии члены ее (офицеры Генерального штаба) продолжали выполнять свои прежние должностные обязанности, связанные со службой в Главном штабе.

Вскоре аналогичные комиссии были организованы при штабах военных округов. Созданы должности цензоров на театре военных действий. Они также не были освобожденными. Во многих случаях обязанности цензоров выполняли адъютанты разведывательных отделений (как, например, граф А. А. Игнатьев). После разделения маньчжурских войск на три армии при каждой из них была учреждена временная военная цензура[163]. Общее руководство военной цензурой находилось в компетенции представителя Военного министерства при Цензурном комитете генерал-лейтенанта Л. Л. Лобко.

Как видим, система военной цензуры существовала и, на первый взгляд, выглядела вовсе не плохо. Тем не менее работала она крайне неэффективно. Основными факторами, обусловившими неэффективность системы военной цензуры в описываемый период, были дезорганизация в работе ее центральных и местных органов, отсутствие четкой регламентации во взаимоотношениях цензурных комиссий и средств массовой информации, а подчас и простая халатность.

Так, начальник штаба Сибирского армейского корпуса в рапорте в Главный штаб от 4 ноября 1904 г. сообщил: «В телеграммах корреспондентов, передаваемых для газет, никогда не имеется знака „Р“, означающего разрешение к печати и установленного примечанием к пункту 3 правил о военной цензуре. Таким образом, члены особых комиссий не имеют возможности проследить, какие телеграммы прошли через военную цензуру на театре военных действий, а какие проскользнули мимо нее»[164].

Следует также отметить, что на театре военных действий цензуре подвергались только телеграммы, а проверка статей была прерогативой особых комиссий. При этом остро сказывалось отсутствие четкой организации. Приведем выдержку из рапорта в Главный штаб представителя Военного министерства при Цензурном комитете генерал-лейтенанта Л. Л. Лобко: «Статьи каждого журнала, подлежащие разрешению Особой комиссии, посылаются в оную самими редакторами. Очевидно, что при таком порядке всегда можно ожидать путаницы со стороны редакций, или возможны заявления комиссий о непринадлежности им статей. Ведь не цензоры посылают в комиссию статьи, а редакции журналов, и потому цензоры не отвечают за содержание статей, ибо никто не может отвечать за действия другого лица, если последнее ему не подчинено»