Военные приключения. Выпуск 6 - [76]

Артамонов чувствовал себя на допросе неуютно. Субботин видел, что ему хочется что-то сказать, но не решается.

— Как вы несли последний раз службу в карауле?

— Как всегда. Все по уставу, как и положено. У меня всегда как положено. Иначе не бывает. — Артамонов говорил быстро, сбиваясь, нагромождая ненужные слова. Видимо, хотел выиграть немного времени и сориентироваться. — Заступили, как обычно, а потом…

— Подождите, я вас не об этом спрашиваю. Вы Казьмина знаете?

— Знаю, — Артамонов потупился, чтобы не смотреть на следователя.

— Близко знаете?

— Он мой друг.

— Кому он должен был деньги?

— Никому, — быстро ответил Артамонов.

«Врет, — отметил Субботин. — Иначе сказал бы — не знаю».

— Артамонов, я думаю, мне не составит труда уличить вас во лжи.

— Должен, — вздохнул солдат. — В городе деньги кому-то то ли в шашки, то ли в карты проиграл.

— Значит, вы стояли ночью на посту и стойко несли службу? — перешел следователь к следующему вопросу.

— Да.

— И Казьмина не видели?

— Нет, — поморщился Артамонов.

— А если подумать?

Солдат долго и сосредоточенно молчал, наконец посмотрел прямо в глаза следователю:

— Ну вот вы. Чтобы вы на моем месте делали, если б вам нужно было донести на друга.

— Трудно сказать, — пожал Субботин плечами. — У меня таких друзей не было.

— А у меня есть! — с досадой воскликнул Артамонов. — И он мой настоящий друг.

— Вряд ли вы ему поможете молчанием. Я не утверждаю, что он виновен. Чтобы разобраться, нужны факты. Полная картина. Тогда легче будет установить истину. Может, то, что вы мне скажете, на самом деле сыграет в его пользу. Иногда кажется, что факт уличает человека, но в сопоставлении с другими выясняется, что полностью оправдывает.

— Да я всего ничего и видел. Стоял в два часа ночи на посту, вижу — идет Серега. Я его хотел окликнуть, но передумал. Он к магазину пошел, завернул за угол, и больше я его не видел, — угрюмо изложил события позапрошлой ночи Артамонов. — Жалко Серегу. Он парень не злой. Просто сам не знает, что делает. Несет его черт вперед, и тогда запирай ворота.

Закончив с Артамоновым и отпустив его, Субботин поглядел на часы. Четыре. Допросы и организационные вопросы занимают много времени. Не успел оглянуться, а день прошел. В целом следователь был доволен. Начав с нуля, он теперь обладал более менее четким построением из фактов. Так бывает всегда, слово за слово, улика за уликой, эпизод за эпизодом — и вот ты уже с головой погружаешься в чужую, незнакомую жизнь, о которой еще недавно ничего не знал. Следователь, как и актер или писатель, за одну свою жизнь проживает множество жизней и судеб.

Субботин вынул листок, на котором с утра записывал версии. Напротив слов «наряд врет» поставил плюс. Вызвал вновь сержанта с добрыми глазами, который так искренне убеждал, что мимо него муха не пролетела. Припертый к стене фактами, сержант начал жаловаться на жизнь и на Утабаева, которого как ни учи, все равно проспит. Вот и в ту ночь поставили его к тумбочке дневального, а он тут же отключился. Наряд в результате чуть не пропустил подъем. Хорошо еще, сержант вовремя проснулся, а то уже сидели бы все на гауптвахте.

«Вот стервецы, — подумал Субботин. — На всю ночь комнату для хранения оружия, да и казарму без присмотра оставили». По идее есть статья в уголовном кодексе о нарушении правил несения внутренней службы. Но в ней командиру дано право ограничиться дисциплинарным взысканием, что, скорее всего, и будет сделано в данном случае.

Утабаев был страшно напуган и лепетал что-то вроде: «По-русски совсем не понимай». Тут все ясно. Казьмин ночью беспрепятственно мог не только уходить из казармы, но еще при желании вытащить и все имущество роты.

Теперь у Субботина хватало данных для более серьезного разговора с Казьминым. Возможно, тот опять ничего не скажет, но это нестрашно. Преступление он совершил же один. Был у него помощник, притом, теперь ясно, что мальчишка, школьник. Позвонил Быков дежурному по части и передал — эксперты дали предварительное заключение, что волокно, обнаруженное на проволоке сетки, — от школьной формы.

Доставили Казьмина уже с гауптвахты. За то недолгое время, прошедшее после первой с ним встречи, его внешний вид претерпел серьезные изменения. Беднягу уже успели обрить наголо, так что выглядел он жалко и растерянно.

— Вы, пожалуйста, подождите в коридоре, — сказал Субботин двухметровому солдату-конвоиру с автоматом за спиной. Тот вышел.

Казьмин мрачно глядел на Субботина. Видно было, что он хочет ринуться в бой, начал доказывать свою правоту, а значит, неправоту других. Но следователь молчал, изучающе рассматривая допрашиваемого. Был бы Казьмин простой парень, влетевший по дури в неприятную историю, поговорили бы по душам, объяснил бы ему Субботин все начистоту и о перспективах дела, и о том, что не выкрутится, и о том, что признание не только в книгах и кино смягчает ответственность. Но этому человеку везде чудятся подвохи и обманы. О психологическом контакте тут говорить трудно. Значит, нужно работать в жестком стиле.

Вдоволь насмотревшись на Казьмина, Субботин достал из своего портфеля кусок стекла, баночку из-под гуталина. Казьмин завороженно глядел на эти предметы. С равнодушным выражением на лице следователь вытащил маленький резиновый валик, открыл баночку из-под гуталина, где была черная типографская краска, капнул ее на стекло и начал долго и нудно раскатывать.