Военное закулисье на сломе эпох - [16]
До ближайшей станции, откуда можно уехать, — 25–30 км. И если не попал на машину, которая возила детей в школу, то добраться не на чем. Мой однокурсник по академии капитан Шклярик, служивший там, рассказывал, что если срочно надо было ехать, офицер седлал лошадь с хоздвора и доезжал на ней до станции. Назад лошадь возвращалась сама, так как знала дорогу. И это во второй половине XX века!
Видимо, хитрый замысел состоял в том, чтобы скрыть группировку ЗРВ от врага, чтобы сложно было обнаружить стартовые позиции. А мы должны были нанести неожиданный сокрушительный удар по передовому отряду империализма. Хотя скрыть это было невозможно: как только комплексы включались на излучение, все засекалось со спутников, определялись координаты…
Отдаленность особенно сильно действовала на молодых офицеров: хотелось же погулять. Как проводили свободное время? До ужина — футбол/волейбол отделение на отделение, взвод на взвод, батарея на батарею. После ужина смотрели телевизор. А в основном — преферанс. Была своя компания, специальный стол сделали с расчерченной пулей. Уровень у нас четверых был примерно одинаковый, так что играть было нормально. Иногда приходил поиграть лейтенант Прохоров, двухгодичник из Харькова, когда сбегал от жены. Но это был профессионал, было чему научиться, но он и сам говорил, что когда был студентом, то подрабатывал на этом.
Мне с досугом было немного легче, так как я играл в футбол за сборную полка, а команда наша была заявлена на первенство области от автозавода ЛУАЗ. Я, правда, на том заводе никогда не был, даже не знал, где он находится.
Поездили мы с командой по всем районам области. Да и, Председатель спорткомитета района сам был заядлый футболист, отпрашивал меня у командира дивизиона, чтобы отпустил играть за них на первенство района. Не говоря уже за соседний подшефный колхоз — там вообще почти вся, команда была из солдат нашего дивизиона.
Когда дивизион не дежурил, на субботу и воскресенье мы выезжали в Луцк (полчаса на автобусе) и там отрывались по полной. А в понедельник, как штык, стояли на разводе.
Но была одна проблема — в Луцке свирепствовала комендантская служба. С нарушением в форме одежды им на глаза лучше было не попадаться. Особенно это была проблемой для двухгодичников: пока они разобрались в форме одежды — полевая, повседневная, повседневная для строя, парадная, парадно-выходная.
Если офицеру надо было поесть, то только в военторге в столовой или в ресторане. В руках офицер мог нести только портфель или дипломат. Если сверхсрочника видели в рабочее время в магазине или, как говорил комендант, болтающегося на улице, патруль немедленно задерживал. Начальниками патрульной службы комендант требовал, чтобы назначались только старшие офицеры.
У нас в части был курьезный случай. Проводили «День младшего офицера» — на эти сборы прибывали все лейтенанты, которые служили первые два года после училища или института. В обеденный перерыв группа лейтенантов двухгодичников пошла в универмаг, который был в ста метрах от КПП. Их останавливает патруль и спрашивает, почему нарушается форма одежды, и нет монотона. Они посмотрели друг на друга, а лейтенант Соколов, шустрый такой москвич говорит: «А нам его не выдавали!». Начальник патруля, чего не выдали, почему носки не синего цвета. А дальше все по накатанной схеме: забираются удостоверения, и ты должен прибыть к 14 часам в комендатуру за документами.
Всех выстраивают на плацу по отделениям в соответствии с званиями и, не разбираясь за что задержан, четыре часа строевая подготовка. К 18:00 прибывают патрули, сдают дежурному по комендатуре документы задержанных с запиской, кто за что задержан. Если за нарушение формы одежды — идешь здесь же рядом в военторг, устраняешь недостаток, получаешь удостоверение и можешь быть свободен. За более крупные нарушения можно было загреметь и на гауптвахту. Но это еще не все. В конце месяца, в каждую часть прибывает ведомость за подписью начальника гарнизона, кто и за что был задержан и какие части отмечаются в худшую сторону по состоянию воинской дисциплины в гарнизоне. Здесь уже получаешь от своих начальников.
Я за всю свою службу такого коменданта больше не встречал. Хотя в Львове, говорят, комендант был похлеще нашего, ему домой офицеры даже траурные венки присылали.
Однажды, когда командир дивизиона дал мне выходной, я в междугородном автобусе Владимир-Волынский — Луцк познакомился со своей будущей женой. Хотя, познакомился — это сильно сказано. Дело было так. Я зашел в автобус возле поворота на наш дивизион, смотрю — в проходе стоит красивая девчонка, в большой шляпе, с зонтиком от солнца и в юбке с широкими белыми и черными полосами. Думаю, надо как-то познакомиться, мы же едем вместе в Луцк.
Я лейтенант, как говорится, чисто выбрит и поглажен, расправил грудь, правда без орденов и медалей, потому что у меня их не было, подошел к ней и начал что-то лепетать. Она посмотрела на меня, как на муху, и прошла к передней двери. Пока я соображал, что к чему, автобус остановился и она вышла. Я подумал, неужели из-за меня? А следующий автобус — минимум через час.
В этой книге не говорится о заговорах и не раздуваются мифы до невероятных масштабов, но есть опровержения многих историй, которые отдельные биографы Фредди выдают за истинные. В ней нет домыслов – каждый факт перепроверялся не по одному разу. Автор встречался со всеми героями этой истории: с музыкантами и менеджерами Queen, с друзьями и родственниками Фредди – десятки часов интервью, дни и часы, проведенные в архивах и библиотеках, поиск новых источников и новых свидетелей. Прочитав эту книгу, вы узнаете, почему личная жизнь и смерть Фредди Меркьюри продолжают оставаться тайной и по сей день.
Академик Игорь Васильевич Курчатов (1903–1960) принадлежит к числу тех ученых, чьи труды и практические усилия определили будущее человечества. Благодаря ему Советский Союз сумел в сжатые сроки создать атомную, а затем и водородную бомбу, разрушив ядерную монополию США, начал создавать атомный подводный флот. Курчатов не только заложил основы мирного применения атомной энергии, но и открыл путь исследованиям по управляемым термоядерным реакциям. Несмотря на всемирное признание заслуг Курчатова и большое количество посвященных ему публикаций, многие стороны его жизни остаются неизученными и малоизвестными.
Александр Житинский провел на земле 71 год и 5 дней, оставаясь неизменно молодым, веселым и добрым.Он был писатель. Из самых-самых талантливых в Петербурге. В России. В наше время.А еще он был лирический поэт. Настоящий. Умелый и удачливый сценарист. Неутомимый издатель. Работал, как жил, – быстро. Спеша в будущее. С которым у Александра Николаевича был какой-то необъяснимый постоянный контакт, похожий на дар предвидения.Самуил ЛурьеОн был трудоголик и жизнелюб. Он в совершенстве познал сокрушительную силу смешного и лучше многих и многих понимал бесконечно печальное «над вымыслом слезами обольюсь».
«Не помню, в котором году, но, вероятно, это было в 1894, в первых числах июля меня очень просили приехать в Ильинское, под Москвой, к больному адъютанту Вел‹икого› Князя Сергея Александровича, З. Ф. Джунковскому, с которым мы до того одновременно служили в Преображенском полку. Болезнь была несерьезная, Джунковский лежал, и врачи не умели ему помочь – так думал он и его окружающие, но в сущности это было не так, излишне беспокоились его друзья…».
В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.
Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.