— Это от жара, — ответил прапорщик. — Тараканий Бог забирает его… Покойся с ми-и-иром, дружи…!
— Да заткнись ты! — Дюйка кубарем скатилась к борту ванны. — Какой нахрен бог, солдафоны тупорылые! Во! Во! Лапа задняя зашевелилась!
— У вас истерика, женщина. Прошу не нарушать Великий Ритуа…
Но Дюйка не слушала и картинно нырнула в воду. Всё-таки замужество за жабёнышем было не напрасным — плавать она научилась блестяще.
Она, конечно, не успела бы — огонь уже вплотную подобрался к Болотову. Но её порыв поддержала моя левая рука, утихомирившая поминальный костёр ковшом холодной воды.
— Феоктистов! Аптечный набор, быстр-р-р-ро!!!!
Правильно говорят: после ядерной войны выживут лишь тараканы и королева Англии. Военврачи, прибывшие из штаба армии, медленно, но верно поставили его на лапы. А ещё Дюйка, которая торчала у него все долгие дни и ночи реабилитации. Через две недели капитан уже встал на костыли, сделанные из канцелярских скрепок. А еще через пару дней он снова вернулся на службу, где его ждал орден и перевод вместе со всей ротой на новое место дислокации. Что было совершенно секретной государственной тайной, разумеется. Мы тепло попрощались, и вскоре Болотов вместе с подразделением навсегда скрылся в вентиляционной шахте. И Дюйка ушла вместе с ним — со своим четвёртым мужем. Потому что любила его. А он любил её. Всё было очень просто.
…Прошёл месяц, и я вроде как даже перестал по всем им скучать. Как-то, яростно выбрасывая из почтового ящика ворох реклам натяжных потолков и окон ПВХ, я наткнулся на мирно посапывающего Феоктистова, загулявшего в суточном увольнении. Он поведал мне, что рота расквартировалась у какой-то благообразной старухи с верхних этажей. Болотов продолжает драть их как сидоровых коз. Дюйка переродилась в четвёртый раз, и теперь её дом — алоэ. Дюйка объясняет это тем, что, мол, годы берут своё, и лекарственная квартира очень кстати. Но я думаю, что дело в другом.
Алоэ, конечно, не пуховая подушка.
Но оно явно мягче колючего кактуса.
