Военно-эротический роман и другие истории - [2]

– Что-нибудь означает это имя? – спросил любознательный Мартын.

– Да. «Янтарь». Дзинтра означает «Янтарь».

И улыбнулась. Чем нанесла еще один сокрушительный удар по уже поверженному Мартыну.

Тут заскакал-запрыгал общий не слишком осмысленный разговор, в котором были шутки (порой неуклюжие) и комплименты (порой сомнительные), а больше ничего и не было. Во всяком случае, паузы заполнялись, а между танцами существовали все-таки паузы. И Мартыну в какой-то момент стало обидно, что Нину стали бесповоротно называть Ниночкой, а Дзинтра как была Дзинтрой, так Дзинтрой и осталась. И он спросил:

– А как ваше имя будет в ласкательной форме: Дзинтрочка?

Девушка засмеялась:

– Нет-нет. Латыши прибавляют «ня». Но по-русски это звучит некрасиво: «Дзинтриня».

Мартын не согласился:

– Кому некрасиво, а мне кажется, что красиво.

И тут же сочинил, переменив для смеха ударение:

– Дзинтра, Дзинтра, Дзинтриня,

Обижаешь ты меня!

Он был не чужд поэзии, Мартын Сергеевич Зайцев, один из последних рыцарей нарезной артиллерии! Не чужд, не чужд.

Все посмеялись, и Дзинтра – тоже. Потом вдруг стала серьезной, устремила взгляд огромных зеленых, как у ящерицы, глаз на рыжую, еще не тронутую лысиной шевелюру, заостренный нос, крапленый мелкими веснушками, светлокарие глаза, в которых прыгали веселые искорки.

И нетрезвый гул стих, прекратился.

Оркестр исчез.

Исчезли и многочисленные столики.

Элегантные официанты. Их словно бы и не существовало в природе.

Все стихло, деликатно удалилось, исчезло из поля зрения Мартына.

Остался только этот длящийся взгляд и потрясшая молодого человека фраза почти незнакомой девушки:

– Я тебя никогда не обижу, Мартын!

Теплая прибалтийская весна способствовала малознакомым влюбленным: погода не гнала в поздний час с улицы в помещение, позволяла не отвлекаться. Мартын несколько раз останавливался, чтобы поцеловать Дзинтру. Девушка с загадочной улыбкой подставляла теплые губы. После поцелуя лицо ее становилось еще загадочней, словно говорило: это – только маленькие секреты. До настоящей тайны еще далеко.

Понимал, понимал Мартын, что девушка тянется к человеческому знакомству, доброму разговорному общению, духовной близости. Понимал, но ничего не мог с собой поделать. Потому что кровь ударила в рыжую голову, и ему хотелось сразу всего. И когда, уже в подъезде ее дома он впился в теплые податливые губы и проворно расстегнул пуговицы летнего пальто, Дзинтра легко выскользнула из объятий и посмотрела на Мартына словно бы с удивлением. Его левая рука все же успела лечь на полную грудь, и теперь он смотрел даже не на Дзинтру, а на свою раскрытую ладонь, силясь понять, куда делось то теплое, что только что ее наполняло. Они стояли на расстоянии метра друг от друга, стараясь совладать с волнением, и нервно посмеивались – то ли друг над другом, то ли каждый над собой.

Наконец, Дзинтра спросила:

– Долго ли твой корабль еще будет ремонтироваться?

Мартын не мог ответить на этот вопрос. Во-первых, – военная тайна. Во-вторых, никто точно не знал, как пойдет дело. Поэтому Мартын только пожал плечами и пробормотал:

– Будет пока…

– Вот и хорошо, – обрадовалась Дзинтра. – Значит, у нас с тобой все еще впереди. Сейчас попрощаемся, И я буду тебя ждать. Найдешь меня, если захочешь. – Она достала из сумочки визитную карточку. – Здесь мои телефоны.

Мартын не возражал. Он был горячим парнем, но не бестактным, упаси Боже, и, тем более, не наглым, поэтому никогда не предпринимал атаки вопреки воле женщины. К тому же Мартын Зайцев был дисциплинированным офицером и не мог нарушить приказа командира корабля. А приказ был таков: При нахождении в чужих портах сходящие на берег офицеры должны возвращаться на корабль не позже часа ночи. Мартын тяжело вздохнул и стоял молча, опустив голову. Пылкий влюбленный, побежденный обстоятельствами.

Тут уж Дзинтра поставила последнюю точку в сегодняшнем вечере. Она сняла с Мартына фуражку, обняла кавалера за рыжую голову, языком раздвинула его губы и завела язык сначала за одну щеку ошалевшего от этой процедуры Мартына, потом – за другую. Бравый артиллерист понял, что его орудие главного калибра вышло из подчинения и начало самостоятельный поиск цели. Вдруг девушка опустила руку вниз, сжала на секунду боевой ствол и шепнула, обдав Мартына горячим дыханием:

– Береги это. Оно нам еще пригодится.

Оттолкнула от себя рыжего парня, нахлобучила на него фуражку и убежала вверх по лестнице.

Словно сквозь сон услышал Мартын, как отворилась и захлопнулась дверь, и прошло добрых пять минут, прежде чем он вышел из оцепенения. Взглянул на часы. Половина двенадцатого. Он еще успевал на последний автобус.

* * *

Эсминец назывался «Озаренным».

И сам он был в то время озаренным

Каким-то тайным инфрокрасным светом,

Могучим светом счастья и любви…

Катарина! – орали корабельные динамики принудительной трансляции, – Э-хэ-хэ! О-хо-хо!

Чушь какая, если вслушаться. Всегда по субботам, во время большой приборки, радисты гоняли эту дурацкую «Катарину». Слова удивляли неуклюжестью, мелодия и голос певца – непонятным телячьим восторгом. По палубе стремительно бежали струи забортной воды, направляемые приборочными шлангами, а на голову беспечной Катарины обрушивались струи теплого латиноамериканского дождя. И вот она на глазах у удивленной публики разулась, чтобы не испортить свои шиковые туфельки. Чем и исчерпывалась интрига незамысловатого сюжета. Финал был совсем неуодобоваримый: