Военная разведка России от Рюрика до Николая II. Книга 1 - [45]

которое было меньше, чем у военных агентов[140].

Поскольку в таких условиях институт негласных военных агентов оказался малорезультатнвным, то в 1894 — 1896 гг. упоминавшиеся выше Нольксн, Муравьев-Амурский и Миллер были отозваны из-за границы без последующей замены другими военными разведчиками. 19 (31) января 1896 года начальник Главного штаба Обручев докладывал военному министру Ванновскому, что деятельность негласных военных агентов “не эффективна”, и что есть предложение “лучше заменить их офицерами при наших миссиях в Штутгарте и Мюнхене и учредить должность помощника военного агента в Вене”[141]. Последнее предложение реализовано не было.

К категории негласных агентов, помимо негласных военных агентов и иностранцев, была сделана попытка отнести подданных из числа гражданских лиц, на официальных должностях МИД России. Так в 1892 году МИД, “признавая неудобным назначить офицера негласным военным агентом при нашем генеральном консульстве в Данциге, предложило возложить эти обязанности на вольнонаемного секретаря консульства, подпоручика запаса Фукса, отлично рекомендованным его ближайшим начальником действительным статским совепшиком бароном Врангелем”[142]. Главный штаб принял предложение министерства иностранных дел и назначил “г. Фуксу из сумм военного министерства по 1500 металлических рублей в год”[143].

Но военному министерству так и не удалось добиться назначения Фукса на должность штатного секретаря, в силу целого ряда выставленных причин: отсутствия таковой должности, невозможности Фукса вступить на государственную службу по своему мещанскому происхождению, и наконец, того факта, что Фукс даже не выдержал дипломатического экзамена[144].

В целом, категория негласных агентов состояла из негласных военных агентов и иностранцев, привлекаемых к сотрудничеству с разведкой. Военные агенты, как “гласные” так и негласные, профессиональной разведывательной, а тем более агентурной подготовки перед назначением на должность за границей в те годы не получали. Агентурную работу они вели полагаясь более на собственные представления об этой деятельности.

Сбор разведывательной информации в части военно-статистического описания территории соседних с Россией государств “лицами из состава военно-ученых экспедиций” был достаточно плодотворен. Так, “Описание Эрзерумского вилаета”, составленное полковником Н.Н. Пржевальским, было издано в 1902 году штабом Кавказского военного округа и использовалось при планировании операций на театре военных действий[145].

Однако к концу XIX века направление военно-ученых экспедиций в приграничные районы России и территории сопредельных государств с целью сбора разведывательной информации осуществляется значительно реже, чем ранее. Все чаще и чаще в командировку за границу с разведывательными целями направляются отдельные офицеры как под своими фамилиями, так и инкогнито под самыми различными предлогами. Таким образом, зарубежный компонент сил центрального органа военной разведки — лица из состава военно-ученых экспедиций, направляемых для сбора военно-статистичеких сведений в приграничные районы России и прилегающие к ним территории иностранных государств — трансформируется в офицеров, командируемых за границу с разведывательными целями, продолжая включать направление военно-ученых экспедиций. В январе 1903 года консул в Константинополе Власов докладывал в МИД: “Секретным донесением от 28 декабря минувшего года управляющий Генеральным консульством в Бушире довел до моего сведения, что крейсер “Аскольд” доставил в Бушир артиллерии штабс-капитана Шелковникова, который под видом члена Санкт-Петербургского Археологического института и Общества Востоковедения командирован штабом Кавказского военного округа на 8-мь месяцев в Багдад для наблюдения за деятельностью расположенного вдоль турецко-персидской границы 6-го турецкого корпуса”[146].

Командировки с разведывательными целями в ряде случаев были сопряжены с опасностью для личной безопасности и даже жизни разведчика. В 1886 году для сбора сведений о турецких укреплениях на Босфоре был направлен Генерального штаба генерал-майор А.Н.Ку-ропаткин (будущий военный министр — Примеч. авт.) . Все перипетии своей поездки Куропаткин красочно описал в мемуарных записках “Семьдесят лет моей жизни”, подготовленных им в годы Первой мировой и Гражданской войн.

“Сведения о Босфорских позициях в Главном штабе были недостаточны. Работа для пополнения их и определения, какими минимальными силами можно ограничиться при занятии нами Босфора, по воле государя была поручена мне, но она требовала большой тайны, поэтому пришлось принять на себя “для пользы службы” роль секретного агента или попросту шпиона, — вспоминает Куропаткин. — Работы нужно было производить только переодетым, с фальшивым именем. Поимка такого лица с чертежами турецких укреплений привела бы в Турции к быстрой расправе — виселице. Заступничества нашего посла в Константинополе не следовало ожидать: он даже не должен был знать о моей командировке. Я мог надеяться (и то не на защиту в случае поимки, а на помощь при работах) на нашего военного агента в Константинополе генерала Филиппова и его помощника подполковника Чичагова, к тому жеь с первым можно было видеться только секретно”