Военная лирика - [9]

Пускай лежать здесь много дней.

Земля. На ней никто не тронет.

Лишь крепче прижимайся к ней.

Ты этим мыслям жадно верил

Секунду с четвертью, пока

Ты сам длину им не отмерил

Длиною ротного свистка.

Когда осекся звук короткий,

Ты в тот неуловимый миг

Уже тяжелою походкой

Бежал по снегу напрямик.

Осталась только сила ветра,

И грузный шаг по целине,

И те последних тридцать метров,

Где жизнь со смертью наравне!

1942

Пехотинец

Уже темнеет. Наступленье,

Гремя, прошло свой путь дневной,

И в нами занятом селенье

Снег смешан с кровью и золой.

У журавля, где как гостинец

Нам всем студеная вода,

Ты сел, усталый пехотинец,

И все глядишь назад, туда,

Где в полверсте от крайней хаты

Мы, оторвавшись от земли,

Под орудийные раскаты,

Уже не прячась, в рост пошли.

И ты уверен в эту пору,

Что раз такие полверсты

Ты смог пройти, то, значит, скоро

Пройти всю землю сможешь ты.

1942

Слава

За пять минут уж снегом талым

Шинель запорошилась вся.

Он на земле лежит, усталым

Движеньем руку занеся.

Он мертв. Его никто не знает.

Но мы еще на полпути,

И слава мертвых окрыляет

Тех, кто вперед решил идти.

В нас есть суровая свобода:

На слезы обрекая мать,

Бессмертье своего народа

Своею смертью покупать.

1942

Через двадцать лет

Пожар стихал. Закат был сух.

Всю ночь, как будто так и надо,

Уже не поражая слух,

К нам долетала канонада.

И между сабель и сапог,

До стремени не доставая,

Внизу, как тихий василек,

Бродила девочка чужая.

Где дом ее, что сталось с ней

В ту ночь пожара — мы не знали.

Перегибаясь к ней с коней,

К себе на седла поднимали.

Я говорил ей: — Что с тобой? —

И вместе с ней в седле качался.

Пожара отсвет голубой

Навек в глазах ее остался.

Она, как маленький зверек,

К косматой бурке прижималась,

И глаза синий уголек

Все догореть не мог, казалось.

……………….

Когда-нибудь в тиши ночной

С черемухой и майской дремой

У женщины совсем чужой

И всем нам вовсе незнакомой,

Заметив грусть и забытье

Без всякой видимой причины,

Что с нею, спросит у нее

Чужой, не знавший нас мужчина.

А у нее сверкнет слеза,

И, вздрогнув, словно от удара,

Она поднимет вдруг глаза

С далеким отблеском пожара.

— Не знаю, милый. — А в глазах

Вновь полетят в дорожной пыли

Кавалеристы на конях,

Какими мы когда-то были.

Деревни будут догорать,

И кто-то под ночные трубы

Девчонку будет поднимать

В седло, накрывши буркой грубой.

1942

Смерть друга

Памяти Евгения Петрова

Неправда, друг не умирает,

Лишь рядом быть перестает.

Он кров с тобой не разделяет,

Из фляги из твоей не пьет.

В землянке, занесен метелью,

Застольной не поет с тобой

И рядом, под одной шинелью,

Не спит у печки жестяной.

Но все, что между вами было,

Все, что за вами следом шло,

С его останками в могилу

Улечься вместе не смогло.

Упрямство, гнев его, терпенье —

Ты все себе в наследство взял,

Двойного слуха ты и зренья

Пожизненным владельцем стал.

Любовь мы завещаем женам,

Воспоминанья — сыновьям,

Но по земле, войной сожженной,

Идти завещано друзьям.

Никто еще не знает средства

От неожиданных смертей.

Все тяжелее груз наследства,

Все уже круг твоих друзей.

Взвали тот груз себе на плечи,

Не оставляя ничего,

Огню, штыку, врагу навстречу

Неси его, неси его!

Когда же ты нести не сможешь,

То знай, что, голову сложив,

Его всего лишь переложишь

На плечи тех, кто будет жив.

И кто-то, кто тебя не видел,

Из третьих рук твой груз возьмет,

За мертвых мстя и ненавидя,

Его к победе донесет.

1942

Фляга

Когда в последний путь

Ты отправляешь друга,

Есть в дружбе, не забудь,

Посмертная услуга:

Оружье рядом с ним

Пусть в землю не ложится,

Оно еще с другим

Успеет подружиться.

Но флягу, что с ним дни

И ночи коротала,

Над ухом ты встряхни,

Чтоб влага не пропала,

И, коль ударит в дно

Зеленый хмель солдатский, —

На два глотка вино

Ты раздели по-братски.

Один глоток отпей,

В земле чтоб мертвым спалось

И дольше чтоб по ней

Живым ходить осталось.

Оставь глоток второй

И, прах предав покою,

С ним флягу ты зарой,

Была чтоб под рукою.

Чтоб в день победы смог

Как равный вместе с нами

Он выпить свой глоток

Холодными губами.

1943

Безыменное поле

Опять мы отходим, товарищ,

Опять проиграли мы бой,

Кровавое солнце позора

Заходит у нас за спиной.

Мы мертвым глаза не закрыли,

Придется нам вдовам сказать,

Что мы не успели, забыли

Последнюю почесть отдать.

Не в честных солдатских могилах —

Лежат они прямо в пыли.

Но, мертвых отдав поруганью,

Зато мы — живыми пришли!

Не правда ль, мы так и расскажем

Их вдовам и их матерям:

Мы бросили их на дороге,

Зарыть было некогда нам.

Ты, кажется, слушать не можешь?

Ты руку занес надо мной…

За слов моих страшную горечь

Прости мне, товарищ родной,

Прости мне мои оскорбленья,

Я с горя тебе их сказал,

Я знаю, ты рядом со мною

Сто раз свою грудь подставлял.

Я знаю, ты пуль не боялся,

И жизнь, что дала тебе мать,

Берег ты с мужскою надеждой

Ее подороже продать.

Ты, верно, в сорочке родился,

Что все еще жив до сих пор,

И смерть тебе меньшею мукой

Казалась, чем этот позор.

Ты можешь ответить, что мертвых

Завидуешь сам ты судьбе,

Что мертвые сраму не имут, —

Нет, имут, скажу я тебе.

Нет, имут. Глухими ночами,

Когда мы отходим назад,

Восставши из праха, за нами

Покойники наши следят.

Солдаты далеких походов,

Умершие грудью вперед,

Со срамом и яростью слышат

Полночные скрипы подвод.

И, вынести срама не в силах,

Мне чудится в страшной ночи —