Военная лирика - [2]

«Испанские» военные мотивы сменяются «монгольскими», а затем местом лирического действия становятся безбрежные поля сражений Великой Отечественной войны. Лирика военных лет имеет в творчестве Симонова три плана решений образа. Прежде всего, это общая картина войны, ее дух, ее типичные эмоциональные состояния, размах событий, уроки войны. Затем это человек на войне — характер и стиль поведения. И конечно — это внутренний мир воюющего человека, его солдатский долг, патриотизм и верность, его духовное развитие и личные чувства. Можно, пожалуй, сказать, что, оставаясь лириком, поэт в пределах лирических жанров постепенно набирает эпическую силу, свойственную эпосу широту обзора.

Стихотворение, посвященное Алексею Суркову, — «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» стало в советской поэзии своеобразной классикой военной темы. Здесь картины горя и разорения, принесенных врагами на нашу землю, реалистические детали старого русского быта не являются самодовлеющими. Основной образ — обостренное поэтическое восприятие всего родного, русского, обретенное на войне глубокое понимание своей связи с родной землей:

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти проселки, что дедами пройдены,

С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою

Дорожной тоской от села до села,

Со вдовьей слезою и с песнею женскою

Впервые война на проселках свела.

Эта мысль порождает великое чувство ответственности перед Родиной, нерасторжимости уз, навсегда связующих человека с ней.

«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.

«Мы вас подождем!» — говорили леса.

Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,

Что следом за мной их идут голоса…

С этой темой естественно перекликается стихотворение, написанное уже в 1942 году, — «Безыменное поле» — о позоре и муке отступления, о том, как уходят на восток мертвые солдаты былых времен, покидая места своих побед, — Полтаву, Измаил, Перемышль. В 1943 году — снова о том же, но в другом ключе — «Возвращение в город».

Пусть даже ты героем был,

Но не гордись — ты в день вступленья

Не благодарность заслужил

От них, а только лишь прощенье.

Ты только отдал страшный долг,

Который сделал в ту годину,

Когда твой отступивший полк

Их на год отдал на чужбину.

Главное в этих картинах войны — люди России, увиденные глазами горя, земля, которую нельзя отдать врагу. Девочка, заблудившаяся в огне войны («Через двадцать лет»), слепой гармонист («Слепец»), маленький мальчик, поседевший от страха и горя («Майор привез мальчишку на лафете»), — вот через какие человеческие судьбы возникает лицо войны.

Примечательно, что, говоря о человеке на войне, поэт редко сталкивает его лицом к лицу с врагом. В предлагаемый сборник включено только одно стихотворение такого рода — знаменитое «Убей его» («Если дорог тебе твой дом…»). Но и там излюбленный прием поэта берет верх: он говорит о том, как невозможно отдавать врагу «дом, где жил ты, жену и мать, все, что Родиной мы зовем», и что произойдет с этим сердечным человеческим достоянием, если солдат струсит, отступит, а самый образ врага условен, выражен через действие только — важно лишь отношение к нему. Симонова-лирика интересует лишь человек «нашей стороны», его психология в бою: ожидание сигнала броситься в атаку, когда кажется, что не хватит сил подняться под огнем, и вот он, сигнал:

Осталась только сила,

И грузный шаг по целине,

И те последних тридцать метров,

Где жизнь со смертью наравне!

(«Атака»)

Или стихотворение «Пехотинец»:

И ты уверен в эту пору,

Что раз такие полверсты

Ты смог пройти, то, значит, скоро

Пройти всю землю сможешь ты.

Поэт не видит поэтического в натуралистических мелочах, что часто в лирике военных лет у многих поэтов заслоняло существенное. Если деталь фронтового быта — то обязательно символ, в котором содержится многое, например фляга убитого солдата, из которой отпивают глоток, а потом зарывают вместе с хозяином:

Чтоб в день победы смог

Как равный вместе с нами

Он выпить свой глоток

Холодными губами.

(«Фляга»)

Война для поэта — непрерывное движение, образ дороги, ощущение временности привала, постоянный «суровый непокой».

Солдатские мысли о Родине проходят тот путь, который Добролюбов называл некогда путем патриотического сознания: от клочка земли, «где нам посчастливилось родиться», до представления о величии страны:

Касаясь трех великих океанов,

Она лежит, раскинув города,

Покрыта сеткою меридианов,

Непобедима, широка, горда.

(«Родина»)

И снова — к безыменному клочку родной земли:

Чтоб там, где мы стали сегодня, —

Пригорки да мелкий лесок,

Куриный ручей в пол-аршина,

Прибрежный отлогий песок, —

Чтоб этот досель неизвестный

Кусок нас родившей земли

Стал местом последним, докуда

Последние немцы дошли.

(«Безыменное поле»)

Один из героев трилогии «Живые и мертвые» генерал Кузьмич дал удивительно емкую и выразительную формулу: «Война — это ускоренная жизнь, и больше ничего». Стоит вдуматься в эту необычную мысль. Да, жизнь на войне «ускорена», она может оборваться каждую минуту. Но речь идет не об ускорении смерти, а о жизни — о том, что она теперь идет убыстренным темпом, надо успеть сделать в твоей новой жизни все, что тебе предназначено. И непременно остаться человеком, верным себе, своему идеалу, своей вере: