Военная контрразведка: Тайная война - [13]

14 февраля 1943 года Каймадо выехал из Харбина в сопровождении майора Дейсана и капитана Кокисана. На следующий день они были на станции Ери, от нее до русской границы — рукой подать. Здесь им пришлось провести пять дней, чтобы вжиться в обстановку и изучить пограничный режим.

Наступило 20 февраля. Дождавшись, когда сгустились сумерки, Каймадо спустился на лед Амура и, пользуясь темнотой, благополучно перешел на советский берег. Но далеко уйти ему не удалось, пограничный наряд задержал нарушителя в нескольких километрах от реки.

На допросе у начальника заставы Каймадо-Пак вел себя уверенно. Легенда прикрытия, отработанная в Харбине, не должна была вызвать сомнений у капитана-пограничника. Но опытный служака, повидавший всякого на своем веку, со знанием дела «тянул жилы» из нарушителя. Ситуация осложнилась. Каймадо-Пак начал «плыть» на деталях и, чтобы окончательно не запутаться, выложил свой главный козырь. Он потребовал связать его с начальником разведотдела Забайкальского фронта.

Это произвело впечатление на капитана-пограничника, но, прежде чем звонить разведчикам, он решил подстраховаться и доложил дежурному Особого отдела фронта о задержании нарушителя. Тот распорядился доставить его в отдел. У особистов имелись веские причины задержать передачу Пака в разведотдел фронта. По данным зафронтового агента, внедренного в японскую военную миссию в Харбине, она располагала «крупным шпионом, действующем в советской разведывательной сети».

В тот же день Пака доставили в Особый отдел фронта. На допросе у старшего следователя старшего лейтенанта В. Скворцова он подтвердил то, что рассказал начальнику погранзаставы, и, ссылаясь на наличие важной информации, потребовал немедленной встречи с руководством разведотдела. Скворцов не спешил с ее организацией и направил к военным разведчикам запрос. Ответ пришел быстро. В разведке подтвердили принадлежность Пака к своей нелегальной зафронтовой сети и, чтобы окончательно рассеять подозрения у особистов, сообщили о том, что «…он направлялся в город Цицикар с важным заданием. Занять прочную легализацию. Добыть информацию о японских частях и восстановить связь с закордонным агентом Ваном».

Теперь, кажется, все стало на свои места, и тем не менее в Особом отделе фронта продолжали удерживать удачливого агента. Кроме информации разведчика, действовавшего в японской военной миссии, особистов насторожило и то, что Пак возвратился с задания на семь месяцев раньше срока. Еще большие подозрения вызвали обнаруженные при осмотре его тела свежие следы ожогов, а на запястьях — кровоподтеки и синяки. За этим угадывался знакомый почерк японской контрразведки. Она не церемонилась с захваченными в плен советскими агентами, подвергала их пыткам, а тех, кто «ломался», перевербовывали и потом перебрасывали за Амур.

Это предположение следователя Скворцова Каймадо, припертый к стенке очевидным фактом, не стал отрицать и подтвердил свой арест японской контрразведкой. А чтобы спастись от полного провала, он прибегнул к легенде, которую Коки сан отработал для того, чтобы как-то объяснить свое досрочное возвращение с задания.

Вслед за Скворцовым историю его злоключений в Маньчжурии пришлось выслушать сначала начальнику 3-го отдела В. Казакову, а потом и руководителю Особого отдела фронта полковнику А. Вяземскому. На допросах Пак рассказал о тех трудностях, которые подстерегали его при переходе границы, а потом преследовали на всем пути до заброшенного в лесной глухомани крохотного поселка Яндяу. Там ему удалось наконец легализоваться, устроившись на работу к мелкому торговцу. На этом везение закончилось. Досадная оплошность, допущенная в разведотделе фронта при оформлении документов прикрытия, стала роковой. Первая серьезная полицейская проверка привела к аресту, и он оказался в лапах японской контрразведки.

Пак не винил в этом своих наставников-разведчиков, сдержанно говорил о пытках, перенесенных в японской тюрьме, и не преминул отметить, что не выдал важного агента Вана в Цицикаре. Но, оказавшись перед выбором между жизнью и смертью, вынужден был пойти на сотрудничество с врагом.

Теперь, казалось бы, все стало на свои места. Подобные агенты-двойники перед военными контрразведчиками в 43-м году проходили десятками. Большинство из них уже ни на что не годились, и после завершения проверки их отправляли подальше в тыл, в лагерь или строительные батальоны. Но на Паке, похоже, рано было ставить крест как на агенте.

На допросах он засыпал Казакова и Скворцова фамилиями и званиями высокопоставленных офицеров разведки японской военной миссии в Сахаляне и Харбине. Казалось бы, у контрразведчиков появлялся хороший шанс использовать перспективные контакты Пака, чтобы завязать с японской разведкой оперативную игру. Но они не торопились. Казакову и Скворцову не давало покоя слишком долгое пребывание рядового агента-двойника в Сахаляне, а потом в Харбине. В японскую военную миссию просто так никого не направляли.

Многолетний опыт и интуиция подсказывали контрразведчикам, что за всем этим могло скрываться нечто большее, чем заурядное маршрутирование агента для сбора информации о частях Красной армии. И они принялись искать подтверждения версии о том, что Пак мог оказаться тем самым «крупным шпионом», о котором сообщал советский разведчик из Харбина. Ответ на этот вопрос лежал в прошлом Пака. Им предстояла трудная и кропотливая работа — скрупулезно проверить каждый шаг пребывания Пака на советской земле.