Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций - [21]

Когда все было готово, начальник АХЧ предложил «гостям» идти в палатку, принять там душ и пройти санитарный осмотр.

После колебаний они все-таки разделись в палатке-раздевалке, сложили обмундирование на специальную полку, автоматы и ранцы туда положили и пошли в палатку-баню, что была в двух метрах от нее. Но одного охранника с автоматом все же оставили.

В бане их начали мыть как следует, под паром, а в это время вступил в действие наш план — мы же понимали, что охрану они оставят. Был у меня такой старший оперуполномоченный Иван Каратуев — здоровый, смелый парень, ему и поручили обезоружить охранника. Переодетый санитаром, он преспокойно зашел в палатку, а потом вдруг нанес часовому удар сзади по шее. Тот свалился, не пикнув, но Иван ему еще добавил для верности.

Тут же взяли под охрану и всех остальных — их стали связывать под паром, прямо как были, голеньких. Они пытались брыкаться, рваться, но поздно — группа захвата у нас была сильная. Только потом, когда их связали, им выдали портки и рубахи.

Когда мы осмотрели вещи задержанных, то оказалось, что в ранцах у них была взрывчатка — 100 килограммов на всю группу набралось. Вот для чего, оказывается, ранцы-то они с собой носили! «Офицер» — это был кадровый сотрудник абвера, родом из поволжских немцев — на допросе признался, что они имели задание взорвать эшелон с боеприпасами на том важном железнодорожном узле и подорвать стрелочные коммуникации на железной дороге, чтобы затормозить движение войск. Остальные диверсанты, кстати, были из числа изменников Родины, ранее служившие в полиции и карательных отрядах на нашей территории, временно оккупированной гитлеровцами.

Конечно, тут же было решено найти вчерашнего «офицера-железнодорожника» — мы поняли, что это была разведка. Начали интенсивные его поиски, которые вскоре увенчались успехом — диверсант был обнаружен в двух километрах от объекта, где он замаскировался в кустах. При задержании он оказал сопротивление, и его расстреляли…

Таким образом была обезврежена разведывательно-диверсионная группа и предотвращена диверсия на важном железнодорожном узле. А вскоре затем наша 47-я гвардейская стрелковая дивизия перешла в наступление.

Генерал-лейтенант в отставке Александр МАТВЕЕВ

46 часов с Антонеску

В августе 1944-го мне, подполковнику военной контрразведки «Смерш», было приказано принять задержанных — Иона Антонеску и его подручных, в том числе брата маршала министра иностранных дел Михая Антонеску, — на станции Бельцы, что в 500 километрах от Бухареста, и доставить в Москву живыми и невредимыми. Все тогда понимали: Гитлеру было крайне невыгодно, чтобы его ближайший подручный оказался в распоряжении Советского Союза, — он мог предпринять какие-то контрмеры.

По приезде в Бельцы я срочно разыскал уполномоченного транспортного отдела НКВД и через него стал выяснять возможности для оформления спецпоезда. До нашего приезда не поступило об этом никаких указаний. Пришлось немедленно установить связь по селектору с наркомом внутренних дел Молдавии, который сообщил, что где-то к 14.00 из Кишинева прибудет паровоз с подобранной для такой поездки бригадой и вагоном-салоном, которым пользовались немцы при оккупации Молдавии.

По рекомендации уполномоченного транспортного отдела станции Бельцы было решено оформить спецпоезд из пяти вагонов: товарного (у паровоза для смягчения толчков), вагона-кухни, салона, спального для «гостей» и оперработников, а также пассажирского для охраны. Вопрос о «зеленой» улице для нашего поезда я решил с начальником транспортного управления НКВД СССР, которому должен был при остановках доносить о состоянии «груза».

Пятерых румын доставил на станцию армейский конвой. Когда поезд отправился, «гости» были приглашены в салон-вагон на ужин. Мне пришлось выступать в роли «хозяина», которому они представились. Каждый назвал свои имя, фамилию и должность, а военные — и звание. Переводчик указал им места. Мы с Антонеску расположились друг против друга.

Румынский диктатор был в маршальском повседневном кителе мышиного цвета с многочисленными орденскими планками и одним орденом. Роста был небольшого, худощав, рыжеват. За ужином, продолжавшимся около двух часов, разговаривали о трудностях и бедах, принесенных войной, — виновники ее, понятно, не назывались. «Гости» пили мало, но ели вдоволь.

Когда я предложил всем идти отдыхать, Антонеску задержался и начал разговор — так мы остались втроем: он, переводчик и я. Маршал попросил меня честно ответить на волнующий его вопрос: «Куда нас везут, и правда ли, что руководители Советского государства будут вести в Москве переговоры об условиях перемирия?» Я ответил, что везут их действительно в Москву, а что там будет, не знаю.

После этого Антонеску несколько приободрился и сразу же начал говорить — очень медленно, видимо, желая, чтобы переводчик понял каждое слово. Он сказал, что многие его считают фашистом, а он им стал поневоле, в силу «сложившихся обстоятельств». Поинтересовался, знаю ли я царских генералов Брусилова, Иванова и Рузского. И далее сказал: «Очень сожалею, что их нет в живых, а то они бы могли прояснить, являюсь я другом русских или другом немцев».