Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942 - [15]

Аресты и выселение по своим последствиям имели двойные значение. С одной стороны, они, без сомнения, нанесли удар по националистическому подполью Прибалтики, на что указывал обзор Полиции безопасности и СД Латвии, составленный в декабре 1942 г., в котором отмечалось, что «советами весной 1941 г. было арестовано около 5000 лиц, связанных с германской агентурой». С другой стороны, они нанесли определенный ущерб авторитету советской власти ввиду того, что значительное число было выслано без достаточных на то оснований.

Одним из важнейших направлений деятельности советских органов госбезопасности было всестороннее изучение международного и внутреннего положения страны и оперативной обстановки и на основе этого информирование руководства страны об агрессивных устремлениях нацистской Германии. Несмотря на достоверную информацию, И.В. Сталин не принимал необходимых мер, хотя еще в марте 1940 г., отправляя военную делегацию в Берлин, он сказал старшему группы: «У нас, конечно, договор с Германией о ненападении, но вы учтите, что фашизм – злейший враг, и война у нас с ним неминуема». Невольно возникает вопрос: почему политическое руководство страны пренебрегало получаемой информацией внешней разведки, военной контрразведки, пограничных войск, территориальных и транспортных органов, по дипломатическим каналам и от друзей СССР и даже руководителей капиталистических государств?

Нельзя не учитывать того, что в сообщениях на имя Сталина не было объективной информации ГРУ РККА. По утверждению всех высших военных руководителей того времени, Генеральный штаб Красной армии не располагал данными о планах вероятного противника. Вернее, советская разведка сумела добыть определенную, но не всю информацию о подготовке к нападению на СССР. В апреле 1941 г. начальник его особого отдела А.Н. Михеев направил на имя наркома обороны СССР С.К. Тимошенко документ, в котором отмечалось, что Разведупр никаких агентурных позиций в Германии не имеет, а в Японии только «какой-то Рамзай» дает сомнительные данные, в Китае и Монголии агентуры также нет.

Как можно говорить об объективной информации ведомства, которое с июля 1940 г. возглавлял Ф.И. Голиков – человек, писавший так, как хотелось Сталину. Он был неспособен идти ему наперекор в оценке общеполитической обстановки. У всех в памяти еще были недавно минувшие годы, и заявить вслух, что Сталин неправ, что он ошибается, попросту говоря, могло тогда означать, что еще не выйдя из здания, ты уже поедешь «пить кофе» к Берии[61]. А те, кто предупреждал политическое руководство страны о грозившей опасности, были репрессированы: в 1936–1940 гг. расстреляны пять начальников ГРУ Генштаба: С.П. Урицкий, Я.К. Берзин, С.Г. Гендин, А.Г. Орлов, И.И. Проскуров. Но к июню 1941 г. Сталин, как никто другой, особенно после военных конфликтов на оз. Хасан, у р. Халхин-Гол и советско-финляндской войны понимал: Красная армия и страна в достаточной степени к войне не подготовлены. Сознание этого и недостаток времени для приведения Вооруженных сил страны в надлежащий вид заставляли его с фанатическим упорством соблюдать «дух и букву» договоров 1939 г.: «не поддаваться на провокации», «не дать врагу никакого повода для агрессии». К тому же общая обстановка в Европе давала возможность все же рассчитывать на то, что нацисты не начнут войну против Советского Союза, не обеспечив тылы на Западе, не рискнут пойти на авантюру борьбы на два фронта. У Сталина, кроме того, была надежда в случае предъявления Германией претензий к СССР оттянуть время путем дипломатических переговоров.

Поэтому советское политическое руководство не боялось нападения Германии. В апреле 1941 г. в ответ на сообщение югославского посла о возможном нападении немцев на Советский Союз Сталин сказал: «Мы готовы, если им угодно – пусть придут»[62]. Его убеждение основывалось также на том, что Красная армии имела большое количество подготовленных боеспособных соединений, артиллерии, многочисленные укрепленные районы, превосходило войска вермахта по танкам и самолетам. А всероссийский староста М.И. Калинин, выступая 5 июня 1941 г. перед слушателями Военно-политической академии, сказал: «На нас собираются напасть немцы… Мы ждем этого! И чем скорее они нападут, тем лучше, поскольку раз и навсегда свернем им шею»[63].

В июньские дни 1941 г. поток информации о подготовке вторжения частей вермахта шел по нарастающей. Сотрудники зарубежных резидентур Разведупр Генштаба Красной армии в мае-июне 1941 г. своевременно добыли достоверные сведения о подготовке Германии к войне с Советским Союзом. Эти сведения в виде докладов, разведывательных сводок и специальных сообщений направлялись высшему политическому руководству СССР, наркому обороны СССР и начальнику Генштаба РККА. Среди многочисленных сообщений о германских военных приготовлениях у советских границ за период с 15 по 21 июня 1941 г. наибольший интерес вызывает «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры «Корсиканца» и «Старшины» с 6 сентября 1940 года по 16 июня 1941 года». 16 июня в последнем предупреждении агентов «Старшины» и «Корсиканца» из Берлина, в частности, говорилось: «1. Все военные мероприятия Германии по подготовке к вооруженному выступлению против СССР закончены, и удар можно ожидать в любое время…»